Зеленый фургон
Шрифт:
— Кто ты? — крикнул Володя.
— Продармеец, — ответил тот, не отрываясь от своего занятия.
— Сколько у тебя патронов?
— Один, — ответил продармеец, показывая длинный патрон с толстой свинцовой, спиленной на конце пулей, вроде тех, которыми стреляли в битве на реке Альме.
Володя быстро оценил огневую силу подкрепления.
— Стрелять не надо, стой здесь, щелкай затвором, — Володя сунул продармейцу свисток, — и свисти.
Продармеец стал по другую сторону входа и принялся щелкать и свистеть, свистеть и щелкать,
Между тем бандиты прекратили стрельбу и снова занялись высаживанием двери. Через несколько минут их усилия увенчались успехом. Крик торжества вырвался изнутри. Дверные петли отскочили. Дверь приоткрылась — теперь она держалась только на засове. Достаточно было немного отодвинуть ее в сторону, чтобы засов вышел из скобы и путь был открыт. Но осажденные сгоряча продолжали бить в дверь, отгибая засов и постепенно расширяя проход.
Володя схватил одну из своих лимонок. «Дверь защитит Шестакова, но тех, кто выскочит в коридор, порвет на куски», — пронеслось в голове у Володи.
Это была лимонка, выменянная когда-то на фотографический аппарат, заветная лимонка, на которой ему был знаком каждый бугорок, каждая царапина. Пришло-таки ей время взорваться! Он вырвал кольцо — сколько раз он представлял себе это движение, которое каждая лимонка позволяет сделать только однажды, — и бросил продолговатую, бугристую, как еловая шишка, бомбу в коридорчик.
Из коридора громыхнуло, дунуло ветром, дымом и пылью.
Дверь упала.
Было тихо. Внутри что-то звякнуло.
— Сдавайтесь! — крикнул Володя. — Иначе все будете перебиты.
Продармеец щелкнул затвором.
— Выходи безоружными, по команде, спиной вперед, каждый отдельно, с поднятыми руками. Кто не подчинится — взорву! — крикнул Володя в темноту.
Сзади послышался топот. Кто-то бежал через дворик, размахивая фонарем. Светлый круг прыгал по булыжнику.
— Стой! Кто идет? — крикнул Володя. Все нужные слова сами шли на язык. Человек с фонарем молчал.
— Кто ты? — опять крикнул Володя.
— Я?
— Да, ты.
— Я — житель, — уклончиво ответил незнакомец, испуганно разглядывая Володю.
Тот стоял, держа в поднятой руке вторую лимонку, как бокал.
Человек с фонарем колебался. Его взгляд скользил по лимонке, наплечным ремням, обшитым кожей Володиным галифе. Все это были вещи неясные, неубедительные. Лимонка, наплечные ремни могли быть у кого угодно. Но свисток! Свисток мог быть только у представителя закона.
— Я — председатель домкома, — сказал незнакомец, ободренный непрекращающимся свистом.
— Далеко отсюда телефон? — спросил его Володя.
— На переезде, пять минут ходу.
— Бегите на переезд, звоните в угрозыск дежурному по городу, без номера… повторите…
— …угрозыск, дежурному по городу, без номера…
— …чтобы выслал летучку и «скорую помощь»… повторите…
— …летучку и «скорую помощь»…
— …на Ставки. Куда ехать — объясните сами. Сумеете?
— Сумею.
— И чтобы позвонили Цин-ци-пе-ру. Запомните?
— Чтобы позвонили Цин-ци-пе-ру.
Председатель домкома поставил фонарь на землю и побежал.
В глубине коридорчика о чем-то шептались. Володя стоял за углом стены, прислушиваясь. Вдруг дверь скрипнула под чьей-то ногой.
— Сдавайся! — крикнул Володя, замахнувшись лимонкой.
— Сдаемся, — послышалось изнутри.
Бандиты выходили по одному, затылками вперед, подняв руки. Вероятно, они ожидали увидеть во дворе большой отряд. Но, когда они убеждались в своей ошибке, было поздно ее исправлять. Они уже были испуганы и, стало быть, побеждены. Володя стоял с револьвером и бомбой, следя, чтобы никто не опустил рук. Продармеец обыскивал бандитов и ставил их в ряд, лицом к стене. Всего вышло девять человек — пять мужчин и четыре женщины. Червня среди них не было.
— Женщин ставь по краям, — распорядился Володя. Когда с бандитами было покончено, он крикнул:
— Виктор Прокофьевич!
Но ответа не было.
В этот момент в коридорчике послышался шорох.
— Не лякайтесь, це я, — сказал знакомый голос. По коридорчику пятился, подняв руки, Грищенко.
— Это щоб вы з переляку меня не шлепнули, товарищ начальник, — объяснил он, выбравшись во двор.
Одна штанина была у Грищенко оторвана до колена, и голая нога торчала из нее, как протез. К рябой щеке прилип салатный лист, но, в общем, младший милиционер был цел и невредим.
— Вот здорово, ты цел? — обрадовался Володя. — Что же ты там делал, внутри?
— Да ничого. Як стали нашего Виктора Прокоповича топтать, я соби и подумав: «Пока спекут кныши, останешься без души» — тай заховался пид стол, в затишок…
— Где Виктор Прокофьевич? — прервал его Володя мрачно. — Что с ним?
— А хиба ж я знаю? Що я, доктор?
— А где твой манлихер?
— Манлихер? — переспросил Грищенко и почесал за ухом.
12
В то время как Грищенко чесал за ухом, мушка его манлихера остановилась как раз на уровне груди Володи. Человек, целившийся в Володю из манлихера, лежал за порогом комнаты. Очнувшись от контузии, он пошарил вокруг себя. Его рука сначала нащупала чье-то холодное лицо, затем приклад. Он подтянул ето к себе и засунул палец в дырку в нижней части магазина. Палец вошел в дырку на глубину одной гильзы. «Четыре патрона в магазине», — подумал человек. Есть ли патрон в стволе? Щелкать затвором нельзя было — тот, кто стоял у входа, мог услышать и отскочить в сторону. Но ведь винтовка на предохранителе; стало быть, патрон в стволе есть. Человек в комнате тихо отвел предохранитель и приник щекой к прикладу.