Зеленый мост
Шрифт:
2
Девятого марта был выходной, светило солнышко, пахло весной, и они пошли втроём гулять к Неве. А на набережной собралась толпа – на корявой маленькой льдине принесло к причалу у «Силовых машин» двух маленьких взъерошенных нерпят. Толпа фоткала их, причитала и непрерывно в сто пар рук звонила в МЧС: льдина таяла, да и куда нерпятам в центре города? Кто-то сказал, что такие маленькие щенки нерпы ещё не умеют плавать. Мамка, крупная ладожская нерпа, крутилась метрах в семидесяти от парапета, беспокоилась, то и дело высовывая из воды чёрную гладкую голову, не смея подплыть
– Да она бы всё равно ничего не смогла сделать, – снизу объяснял толпе рыбак из тех, что крутятся на излучине в своих резиновых лодках, когда ни взгляни. Он вытаскивал лодку, в которой сверкало на солнце ведро с корюшкой, на причал. – Самка толстая, её лёд не держит. Я уж давно за ней смотрю, она пыталась, когда льдина там вон ещё была, – он махнул удочкой в сторону Большеохтинского моста. – Хотела к ним, покормить или что, а лёд ломался… Тёплая зима, вот и лёд тонкий… Сколько их, наверно, в Ладоге-то потонуло… Щас эти мужики из Службы помощи тюленям приедут, заберут.
Катька, сжав кулачки, стояла неподвижно, не отрывая глаз от нерпят, и чуть не плакала. Митька смотрел серьёзно и молча, как большой, и крепко держал Мишку за руку. Один взъерошенный пятнистый нерпёнок спал, мурлыкая на солнышке, другой ворочался, зевал, переворачивался, смешно и жалко перебирая толстыми ластами – два маленьких дурака, не понимающих, что им грозит опасность, что льдина тает, что мамка никогда больше их не обнюхает…
Приехали спасатели. Дядька в красном гидрокостюме слез к рыбаку в лодку, и они поехали ловить нерпят. Поймали, хотя дядьке пришлось заползти на льдину и гоняться за нерпятами на четвереньках. Толпа аплодировала. На причале, завернув в полотенца, спасатели перегрузили нерпят в специальные сумки, осторожно перенесли в машину. Рыбак сунул им с собой ведро с корюшкой. Уехали. Толпа стала расходиться.
– Деток ищет, бедная, – сказала старушка рядом.
И в самом деле, голова мамки-нерпы высунулась у самой льдины, прибитой течением к стенке набережной. На миг скрылась, высунулась снова – нет детей! Нет! Катька заревела. Митька уткнулся в Мишку.
– Ну чего вы, – сказала им Мишка. – Дети зато живы будут. Их вырастят и выпустят потом в Залив или в Ладогу.
– А мама? А мама их – теперь куда? А почему они её с собой не взяли?
– Да как же взрослую нерпу поймаешь. Ничего, она или в Ладогу обратно уйдёт, хотя против течения это трудно, или спустится в Залив.
Нерпа всё плавала и плавала вдоль причала, смотрела на людей круглыми глазами. Мишка сама чуть не заревела. Взяла младших за руки, повела прочь. Их-то мама не ищет… Ушла вчера, даже не оглянулась. Ну ничего, она сама, Мишка, Катьке и Митьке как мамка-нерпа. Всё будет хорошо, хотя их несёт неизвестно куда на льдине, которая, конечно, тает и того гляди скроется под водой.
Опять пошли дожди, да такие, что на лужи страшно смотреть – глубокие, бездонные, того гляди оттуда какая-нибудь скользкая гидра вылезет. Или протухший кракен. Люди вокруг почему-то тоже казались какими-то страшными, просроченными, бесполезными, и Мишка, не глядя в серые мёртвые лица, обходила их, стараясь не вступать в лужи. Дождь лупил и лупил по капюшону куртки и никак не кончался.
Прошла ещё неделя. Надо собираться в лагерь. Но как? Куда деть младших? Тёте Свете, папиной сестре, она позвонила сама – но та брать Катьку наотрез отказалась, а Митьку – тем более, потому что не возить же его в садик ей с Комендантского на Охту. Объяснять про родителей – а чем тётя Света поможет? У неё своя семья, работа, муж, дети… Зачем ей ещё трое чужих. Да ещё братовых, противных, наверно – у тёти Светы с папой тоже только ругань. Мама это как-то разруливала раньше, в гости они семьями друг к другу ездили на дачи, но тёти Светин муж и папа чуть ли не каждый раз или разругивались, или молчали как два кирпича, чтоб жён не огорчать. На кой такие гости… В общем, никто не поможет.
Мишке стало страшно. Если лагерь накроется медным тазом… Отец уехал то ли в Петрозаводск, то ли в Мурманск и не звонил. Денег осталось триста сорок рублей. Мать молчала.
И тут вечером в четверг, когда она сидела с тихим, косившимся в темноту Митькой, смотрела в учебник и английские слова расплывались в мокрых глазах, позвонила Ангелина Поликарповна:
– Здравствуй, моя хорошая! В лагерь уже собралась?
И так ласково, будто с небес, звучал её голос, что Мишка едва не разревелась и опять, как доброй фее, выложила ей всё. Ангелина решила сразу:
– Младшего не могу взять. А вот Катюшку возьму на неделю с удовольствием. Она – девочка умная и ласковая, а моей Анне только на год больше, поладят.
– У вас есть дочка?
– Да, а я что, не говорила? Я вам с Катюшкой потому и помогаю, что надеюсь, что и моей девочке кто-нибудь в трудную минуту поможет. Всё, не волнуйся. Заканчивай четверть, а в субботу утром я возьму Анечку и поедем все вчетвером, отвезём тебя в Сестрорецк.
С Мишки будто гора свалилась. И кстати за окном, от банкетного зала в соседнем доме, очередная свадьба запустила фейерверк, ликующими цветными вспышками загрохотавший чуть ли не прямо за стёклами. Счастье. Только надо придумать, чего наврать родителям.
Наутро, пораньше затолкнув Катьку в школу и скорей волоча Митьку в садик, она позвонила маме:
– Мам, привет. Всё, я Митю в садик отвожу и забирать его вечером уже не буду, сама забирай. Вернусь – опять его возьму на недельку. Да, мам, я спросила, Катьке можно со мной в лагерь или нет, и, знаешь, сказали, можно! Потому что мы многодетные, а там кто-то заболел, и они не знали, куда это место деть. А что она маленькая, так ничего, ну не справится, так сертификат не получит, – Мишка поражалась тому, какое рождается в ней складное и красивое вранье. Это что, тоже браслет так работает? Это и есть – навыки коммуникации? – Там питание четырёхразовое, прогулки, всё такое.
– Собери её как следует, – устало сказала мать. – Погода ещё неустойчивая, штаны возьмите болоньевые для прогулок, там с Залива всегда ветра, в Сестрорецке… А Митьку… Ну, заберу; а если бабушке совсем плохо будет, воспитательнице какой заплачу, договорюсь, чтоб подержала у себя…
– Как бабушка?
– Да никак. Без сознания почти всегда, есть перестала, еле водичкой её выпаиваю… Всё, Мишка, пока, вон она стонет, укол надо сделать…
Митьку в садике она еле отодрала от себя. Он не ревел, даже не ныл – просто лип, обнимая за шею, и Мишке всё казалось, что он беззвучно скулит. Она пообещала: