Земля, до востребования Том 1
Шрифт:
Кертнер рассеянно поблагодарил и спросил:
— А совсем недавно, за последний час, кто–нибудь звонил в контору?
— По делу? Никто. Впрочем, один звонок был. Женский голос. Просили позвать синьору Анжелу. Очередная ошибка. Какая–то рассеянная особа не умеет правильно набрать пять цифр.
Вздох облегчения. Значит, Ингрид передала материал без помех. Джаннина не обратила внимания на то, что при ошибочных вызовах по телефону всегда называли синьора или синьорину, чье имя начинается с гласной буквы.
Этьен был так измучен, что с трудом скрывал это от Джаннины.
Он давно
— Жаль, — сказал он наконец после трудного молчания. — Жаль.
— О чем вы, шеф?
Он сокрушенно махнул рукой:
— Понимаете, Джаннина, иногда мы делаем в жизни ошибки, совершенно одинаковые по масштабу… Но некоторые ошибки можно легко исправить, а другие, такие же, — невозможно. Как на пишущей машинке. Легко переправить ошибочную точку на запятую или букву «с» на «о». Никто и не заметит. А вот когда нужно переправить «о» на «с» или вместо запятой поставить точку ничего не получается…
Джаннина ждала, что шеф скажет что–нибудь еще, но он сосредоточенно и угрюмо молчал, а мешать его молчанию она не хотела. Она хмурила красивые брови, но лоб при этом оставался чистым, без единой морщинки.
Перед уходом из конторы, уже стоя в дверях, он попросил Джаннину позвонить из телефона–автомата в учреждение, где служит русская по имени Тамара, срочно повидаться с ней, соблюдая обычную предосторожность, и передать его просьбу: если она может, пусть придет завтра к нему на свидание.
Джаннина понимающе кивнула. Она никогда не задавала своему шефу лишних вопросов, касающихся его работы в антифашистском подполье. А он по молчаливому уговору ничего не объяснял, уверенный в ее понятливости, в ее преданности и в том, что она заслуживает его доверия…
Дома он еще раз пересмотрел все свои бумаги, книги — ничего компрометирующего.
«Почему меня не арестовали сегодня? Преследуют по пятам не первый день. Решили собрать против меня побольше улик? Значит, таких улик не должно быть вовсе».
Под диваном лежал свиток чертежей и технических документов, касающихся самолетов русского происхождения. Чертежи и документы предельно безобидные, но на них стоят русские штампы «Совершенно секретно». Этьен держал свиток у себя дома неспроста — русские «совершенно секретные» чертежи могут помочь ему в случае надобности.
Единственное, что он забыл уничтожить, — русский журнал «Техника молодежи» No 2 — 3 за 1936 год, он берег журнал из–за письма академика Ивана Павлова к молодежи. «Мы все впряжены в одно общее дело, и каждый двигает его по мере своих сил и возможностей. У нас зачастую и не разберешь — что «мое», а что «твое», но от этого наше общее дело только выигрывает», — наскоро перечитал сейчас Этьен. Будто не про свою физиологию пишет Павлов, не про обезьян Розу и Рафаэля, но о военной разведке! Еще много ценных мыслей было в письме — и насчет последовательности, и насчет того, что нужно всегда иметь мужество сказать себе — «я невежда», и насчет страстности в работе… Перед тем как сжечь журнал в камине, Этьен еще раз пробежал глазами письмо Павлова, стараясь запомнить как можно больше.
Теперь при обыске в его квартире можно было найти только два слова, написанных по–русски: «Совершенно секретно».
— Жаль, до слез жаль, — сказал Этьен самому себе по–русски. — Все рушится, и ваши старания, уважаемый герр Кертнер, больше ни к чему…
Он потерянно повертел в руке свою визитную карточку, вынутую из коробки, и машинально положил ее в бумажник.
Перед тем как лечь, он не забыл закрыть жалюзи на окнах, выходящих на площадь, чтобы это не пришлось делать рано утром. Очень удобно наблюдать сквозь жалюзи, когда тебя самого никто не видит.
31
Он внимательно посмотрел в сторону трамвайной остановки, на асфальтовый островок, и уже не прекращал наблюдения. Прошел трамвай, второй, третий…
Входили и выходили пассажиры, и на остановке продолжал торчать тот самый сеньор неопределенного возраста, без особых примет, в новеньком канотье. Он вновь притворялся пассажиром, ожидающим трамвая, а на самом деле поглядывал наверх, на окна «Эврики» и квартиры Кертнера.
В то утро Этьен был озабочен предстоящим, вне графика, свиданием с Тамарой. Их свидания обычно происходили вечером в парке, но только при одном условии — если она в тот день не заглядывала в обеденный перерыв в кафе «Мандзони», где Кертнер в это время завтракал. Если он хотя бы мельком через окно или раскрытую дверь видел Тамару — вечернее свидание отменялось. Значит, или не пришла свежая почта, или были другие обстоятельства, делающие свидание в парке, в заранее назначенной алее, невозможным или ненужным.
В контору он наутро не спустился. К тому же компаньон должен приехать только днем, особо срочных дел нет. На телефонные звонки не отвечал.
Трамвайная остановка несколько правее его окон, а слева — стоянка таксомоторов. Выходить на площадь, когда там торчит агент, а на стоянке поджидают таксомоторы, никак нельзя.
Но к полудню уличное движение оживленнее, и все автомобили разъезжаются. Этьен решил дождаться такой ситуации, при которой агент, дежуривший без авто, был бы лишен возможности отправиться за ним в погоню.
Он дождался, когда на стоянке остался только один таксомотор, стремглав сбежал по лестнице, вскочил в него и уехал. Уезжая, он успел заметить, что растерявшийся агент побежал к телефону–автомату.
Небольшое кафе при «Гранд–отеле» не имело своего названия, но все называли его «Мандзони». Кафе и бар помещались в доме на углу виа Алессандро Мандзони и виа Гроссо Россо, это неподалеку от театра «Ла Скала». Мемориальная доска напоминает о том, что в «Гранд–отеле» умер Джузеппе Верди, а ниже этой доски висит табличка с названием улицы.
Кертнер сидел в кафе «Мандзони» и все поглядывал по обыкновению на раскрытую дверь и на окна. На всякий случай он вышел к газетному киоску на углу, купил свою всегдашнюю «Нойе Цюрхер цейтунг», вернулся к столику Тамара не появлялась.
Значит, все благополучно и вечернее рандеву состоится.
Не хотелось звонить в контору утром из квартиры, а сейчас, когда отсутствие Тамары успокоило его, важно было знать — приехал ли Паганьоло.
Он позвонил в контору, но не успел отойти далеко от стойки бара и опуститься на стул, как в кафе раздался звонок.