Земля: долгий путь вокруг
Шрифт:
Но он был сама доброта. Теду было уже семьдесят три, а он недавно вернулся из такого же путешествия, совершив его во второй раз. Он ехал тем же самым маршрутом, но обнаружил, что со времени его первого кругосветного путешествия мир большей частью изменился, и в худшую сторону. Поскольку сам Тед в 1973 году отправился в путь в простой кожаной куртке, отороченной овчиной, и ехал на обычном «Triumph Tiger», мы считали, что он с презрением отнесется ко всему нашему оснащению — GPS-навигаторам, спутниковым телефонам и супернавороченным мотоциклам. Ан нет.
— Вы используете самые передовые достижения своего времени, — сказал он, — и правильно делаете.
Восстанавливая свои силы в Улан-Баторе, мы три дня провели в компании Теда, который веселил нас многочисленными байками из своих путешествий. BMW Клаудио починили, поэтому маленького Красного Дьявола отдали Теду, объявившему его «смертью на колесах» —
Странным местом был этот город: этакое безобразное пятно посреди потрясающе красивого монгольского ландшафта, с мерзкой электростанцией близ центра, источавшей в воздух грязный дым и качавшей по городским улицам горячую воду в покрытых асбестом трубах. С тех пор, как в девяностые годы Монголия перестала быть союзником СССР и обрела независимость, количество беспризорников значительно выросло. Когда страна вступила в рыночную экономику, резко взлетела безработица, службы социального обеспечения пришли в упадок, а разрыв между богатыми и бедными увеличился. Пока относительно зажиточные граждане облачались в кашемир и прицепляли к поясу сотовые телефоны, посещая шикарные магазины и рестораны в центре города, внизу, под оживленными улицами в кроличьих норах отсеков теплопроводов, селились беспризорные дети, укрываясь там от холода (а зимы здесь суровые — температура достигает минус тридцати). Среди них попадались даже двухлетние малыши.
И вот однажды вечером представители ЮНИСЕФ повели нас на встречу с беспризорниками. На оживленной улице, полной магазинов, мы увидели группу из десяти мальчиков и через люк забрались в пыльный и душный колодец, который они назвали домом. Им понравилось наше внимание, и ребята с гордостью показали нам свою темную вонючую пещеру. Было очень мучительно видеть, что дети лет шести живут в подобных условиях. Скромностью и воспитанием беспризорники не отличались, однако вопреки всему они все еще оставались очень маленькими детьми. И такими непосредственными. У одного из мальчишек была татуировка, так что я показал им свою, и они все захотели потрогать ее, а самый младший гладил мою руку очень нежно. Я видел, как он тоскует по простой человеческой ласке. Он еще был таким маленьким, и мне так хотелось всех их обнять.
На следующий день мы отправились в государственный центр, предоставлявший беспризорникам кров и пищу — единственный на весь город с почти миллионным населением. В центре находилось около сорока детей, большинство из них совсем маленькие — была даже девочка двух лет, жившая на улице со своим четырехлетним братом. Персонал, при всем его усердии, явно выбивался из сил, и большинство детей были предоставлены самим себе. Условия, в которых проживали эти малыши, просто повергли меня в шок. На полу, опираясь головой о стену, лежала четырехлетняя девочка. Ножки ее были иссохшими и слабенькими, она вся тряслась. У меня просто сердце разрывалось при виде ее страданий — бедный, никому не нужный ребенок. Я провел с ней много времени: гладил по головке, играл с ней. А потом нам пришлось уйти. Я обнял всех, кого мог, попрощался и сел в машину.
В гостинице увиденное не давало мне покоя. Настало время обеда, но мне хотелось побыть одному. Я не мог даже ни с кем об этом поговорить. На следующий день мы планировали отправиться в Улан-Удэ. Так что же, эта крошка так и останется здесь, лежа на полу спальни? Она несомненно больна, но никто и не думает ее лечить. Я не понимал, почему девочка до сих пор не в больнице. Потом выяснил, что государственный центр не в состоянии оплачивать лечение. Все это так взволновало меня, ибо в мире найдется немного вещей страшнее, чем ребенок, у которого нет будущего. Я не мог забыть увиденное, у меня просто в голове не укладывалось, что дети — такие же маленькие, такие же уязвимые, как и моя крошка Эстер — оказались брошенными и вынуждены справляться со всем этим сами. А разве эта несчастная маленькая девочка не заслуживала лучшей доли? Сердце мое просто разрывалось, и я подумал, а может, именно она и была той самой загадочной женщиной, встреча с которой, как предсказала гадалка в Праге, окажется для меня очень важной. Боясь, что, если мы что-либо не предпримем, эта малышка просто умрет, мы узнали, сколько стоит курс лечения и оставили деньги центру. Но это была всего лишь капля в море. Сколько тут еще таких несчастных брошенных детей! В ЮНИСЕФ, как я узнал, не занимаются благотворительностью, их главная цель чтобы дети вообще не оказывались на улице — помогать им оставаться в семьях и общинах, убеждать не бросать школу и следить, чтобы они получали надлежащий медицинский уход. И я пообещал, что по возвращении домой буду посвящать ЮНИСЕФ столько времени и сил, сколько смогу. Путешествие должно было закончиться через шесть недель, но на сотрудничество с ЮНИСЕФ я настроился до конца своей жизни.
На следующий день мы отправились в Улан-Удэ, это уже в России, встретившись на границе с группой поддержки. Бросив разбитый пикап Расса, все они теперь ехали в одной машине — оборудование и багаж опасно громоздились на верхнем багажнике, да еще на прицепе. После пересечения контрольно-пропускных пунктов (на удивление, все прошло практически без осложнении), я испытывал смешанные чувства. Монголия выжала из меня все соки — как в физическом, так и в моральном отношении. Я все еще никак не мог забыть тех беспризорников из Улан-Батора. Езда через Монголию отняла очень много сил, но зато я получил все, что и искал в путешествии — пастушеский рай. населенный искренними простодушными людьми, приглашавшими меня к себе в дом как странника, а не потому, что я был Оби-Ваном Кеноби на мотоцикле. А невероятные трудности тех первых нескольких дней преподали нам ценный урок: если бы мы тогда сбежали в Россию, то не увидели бы самой прекрасной части Монголии. Пейзажи тут словно бы сошли со страниц журнала «National Geographic». Красота такая, что просто дух захватывало — смотри, размышляй. Этот удивительный край, большинство жителей которого до сих пор передвигаются на лошадях и носят национальную одежду, не затерялся во времени, но пребывает вне его. Большая часть сельского населения все еще живет в юртах, но при этом пользуется такими достижениями цивилизации, как солнечные панели и спутниковые антенны. Все молодые люди, которых мы встречали, были довольны своей судьбой: им нравилось ездить верхом и пасти овец и коз; девушки же мечтали отправиться в Улан-Батор и поступить в институт. И до чего же здорово было свободно ходить по рынкам неузнаваемым. Инкогнито. Вообще-то я мечтал, что так будет еще в Казахстане, однако местные полиция и пресса положили конец моим надеждам. Монголия же невероятно далека от западной культуры. Она оказалась удивительно неиспорченной и нетронутой, и здесь я ощущал себя по-настоящему свободным. А еще я по праву гордился, что мы с Чарли и Клаудио смогли преодолеть все трудности.
Чарли: Хотя расстояние было довольно приличным, мы все-таки решили добраться от границы до Улан-Удэ, не вставая лагерем на ночь. Мы пообедали в кафе, в котором к восторгу Юэна и моему величайшему удивлению торговали баночками «Айрн-Брю» шотландского производства, и двинулись дальше, приехав в Улан-Удэ уже поздно вечером. Нам очень хотелось завалиться спать, однако пришлось дожидаться прибытия группы поддержки. На следующий день мы осматривали город.
После безмятежности Монголии он казался особенно оживленным. Из громкоговорителей, установленных на пыльных людных площадях, где все потягивали из пластиковых стаканчиков темное пиво, лилась музыка, прерываемая рекламой. По улицам сновали трамваи и троллейбусы, с лотков торговали дешевыми солнечными очками. В центре города располагалась стандартная главная площадь советской эпохи: административные здания и бюст Ленина (нам сказали, что это самый большой его бюст в России).
— Давайте разделим следующий этап пути на несколько частей, — сказал Юэн, когда мы гуляли по улицам. — А то у меня просто в голове не укладывается, что мы должны доехать отсюда до Магадана.
Мы стояли перед выбором. От разных собеседников мы получали самые противоречивые сведения относительно дороги от Читы до Тынды, что в тысяче километров к северу от нее. Чего мы только не наслушались, этой дороги вообще не существует; это разбитая грунтовка; ее недавно отремонтировали и привели в порядок; там в разгаре строительство; ее давным-давно заасфальтировали. На карте эта загадочная дорога была отмечена пунктирной линией, но что это означало, мы не знали. Поэтому мы могли либо довериться судьбе, либо же, как и все путешествующие вокруг света мотоциклисты, следовавшие ранее подобным маршрутом, добраться поездом.
— Не думаю, что садиться в поезд будет правильно, — заявил Юэн. — Сможем ли мы потом утверждать, что объехали вокруг света на мотоциклах, если проедем на поезде целую тысячу километров?
— Вот будет ужас, если мы сядем на поезд, а потом выглянем из окна и увидим бегущую мимо нас прекрасную асфальтированную дорогу, — высказался и я. — Во будет облом.
— Вообще-то никаких строгих правил для путешественников нет, — продолжал Юэн. — Мы можем поступить, как нам нравится. Но лично мне не хочется потом всю оставшуюся жизнь раскаиваться в том, что мы по ехали поездом. С другой стороны, я не хочу и впустую потерять восемь недель, пытаясь добраться из Читы до Тынды, если выяснится, что дороги нет.