Земля мертвых
Шрифт:
– Но что? Ты вроде не договорила.
Девушка откинулась на стуле, как будто для того, чтобы собраться с силами.
– Оказавшись перед судьей, ты, со всеми своими боевыми заслугами полицейского супергероя и повадками отпетого хулигана, потерпишь неудачу.
– Я что, выгляжу хулиганом?
Барби спокойно продолжила:
– А уж что будут говорить друзья Эмилии, я даже не осмеливаюсь вообразить.
– Мне не в чем себя упрекнуть.
– Разумеется, не в чем, но – как бы тебе сказать – один твой вид все портит.
Корсо
– Ты не пьешь, но не пьешь, как мужик, посещавший собрания Анонимных алкоголиков. Ты не употребляешь наркоту, но только потому, что все еще никак не можешь избавиться от того, чего нахватался в юности. Ты выступаешь на стороне закона, но можно подумать, что ты делаешь это для того, чтобы избежать тюрьмы. Когда ты отпускаешь шутку, всегда кажется, что это случайно, а когда заговариваешь с женщинами, это напоминает допрос. Я знаю, что ты чувствуешь себя непринужденно в очень редких случаях и только с пистолетом наготове.
– Все сказала?
– Нет. Ты разводишься, как добрая половина Парижа, но можно подумать, что готовится террористический акт и следует ожидать десятки жертв.
– Тедди – самое дорогое, что у меня есть. Результат развода имеет для меня решающее значение.
Она кивнула – будто психоаналитик, который соглашается не со словами пациента, а с явными признаками болезни.
– Не считая того, что Эмилия пойдет даже на то, чтобы раздобыть в полицейском управлении отрицательные характеристики.
– Я придерживаюсь строгих правил, а показатели раскрываемости у нас самые высокие в конторе.
– Спасибо, я в курсе, но это не делает из тебя безупречного сыщика.
Корсо за несколько секунд мысленно пролистал все дела, в которых он мог пребывать в пограничном состоянии, – никому было не под силу раскопать нелегальные акты, тщательно похороненные Бомпар под напластованиями архивных документов.
– Ты обращаешься с родственниками жертв как с виновными, и в то же время у тебя всегда такой вид, будто ты ведешь расследование для себя лично, – продолжала Барби. – Можно подумать, мы все персонажи компьютерной игры «Vigilante», где герой сам вершит правосудие с оружием в руках.
– Это уж слишком!
– Нет. Из уважения к горю родственников жертв сыщик уголовного розыска обычно надевает черный костюм и всю жизнь составляет рапорты. А ты даже не удосуживаешься накинуть на плечи куртку, а всю писанину поручаешь Кришне. Ты никогда не проявляешь никакого сочувствия. Никогда не бываешь вежлив, почтителен. Просто несчастье какое-то! По правде говоря, хотя результаты у тебя хорошие, все считают, что тебе следовало бы вернуться туда, откуда ты пришел: на участок.
Корсо присвистнул. Против всякого ожидания, от этих откровений он чувствовал себя взбодрившимся, посвежевшим, как после холодного душа.
– Ты закончила?
– Нет. Имеется и проблема настроения.
– Какая еще проблема?
Барби пожала плечами и заглянула в стакан, на дне которого покоился трупик выжатого лимона. На каждом пальце у нее было по кольцу – не тех, что выставлены в витринах ювелирных бутиков Вандомской площади, а скорее байкерских.
– Если у тебя не дрожат руки, значит ты топаешь ногами или скрипишь зубами. У тебя вечно такой вид, будто ты вот-вот взорвешься. Ты наводишь страх на свидетелей и изматываешь родственников. Чего ты таким образом можешь добиться?
Они окончательно удалились от темы развода, Барби наверняка высказывала не только свое мнение, но и всей группы.
– Мы вроде говорили об опеке над моим сыном?
– Я как раз хочу заставить тебя понять: ты не имеешь никаких шансов выиграть у своей жены.
Он предпочел сдержаться и не психануть – хотя бы для того, чтобы опровергнуть составленный Барби портрет. Долгие десять минут он помешивал кофе, которого в блюдце плескалось гораздо больше, чем в чашке.
Потом оставил в покое ложечку и почти мечтательно произнес:
– И все же мне необходимо добиться опеки. Эмилия… опасна.
– Полагаю, ты не собираешься об этом распространяться?
– Нет.
– Что об этом думает твой адвокат?
– Что мой единственный шанс склонить судью на свою сторону – это арестовать мерзавца из «Сквонка».
– Ну вот, наконец-то хорошая новость.
Он поднял на нее глаза:
– Ты думаешь?
– Конечно. Мы скоро схватим этого ублюдка.
Она встала, порылась в карманах и бросила на стол пять евро.
– Мы еще поговорим. А сейчас я вместе с ребятами отправляюсь на обыск.
Она подхватила сумку и развернулась, чтобы уйти.
– Так ты напишешь мне характеристику или нет? – снова спросил Корсо.
– Конечно. – Она подмигнула ему. – И не премину отметить, что ты лучший стрелок из табельного оружия.
Еще не оправившись от только что полученного удара, Корсо сел в машину и тронулся с места, пока не понимая, куда он направляется. На набережные беззвучно опускался вечер, накрывая Париж обольстительной призрачной вуалью, отчего по коже города пробегали мурашки… электрические.
Он сделал попытку дозвониться до Эмилии, но она не ответила. Образ Тедди, взлохмаченного белокурого мальчика с темными глазами (как у матери), разбивал ему сердце, как камень, брошенный налетчиком в витрину. То, что он в течение месяца не увидит сына, притом что он не успел не только подготовиться к такому долгому карантину, но даже сказать ему на прощание хоть словечко, это уже было слишком – действительно слишком.
И ведь это только начало. Совершенно очевидно: он не получит опеки. Стефану придется довольствоваться брошенными ему крохами и постоянно трястись от страха, как бы Эмилия не впутала их сына в свои садомазохистские игры.