Земля обетованная. Последняя остановка. Последний акт (сборник)
Шрифт:
Я тем временем успел прикинуть, что особых причин утаивать свое имя у меня вроде бы нет.
– Это-то я знаю, – отозвался я. – Только вам зачем это знать?
Незнакомец несколько раз сморгнул, как сова.
– Я по поручению Роберта Хирша, – объявил он наконец.
Я изумленно вскинул глаза.
– От Хирша? Роберта Хирша?
Незнакомец кивнул.
– От кого же еще?
– Роберт Хирш умер, – сказал я.
Теперь уже незнакомец глянул на меня озадаченно.
– Роберт Хирш в Нью-Йорке, – заявил он. – Не далее как два часа назад я с ним беседовал.
Я
– Исключено. Тут какая-то ошибка. Роберта Хирша расстреляли в Марселе.
– Глупости. Это Хирш послал меня сюда помочь вам выбраться с острова.
Я ему не верил. Я чуял, что тут какая-то ловушка, подстроенная инспекторами.
– Откуда бы ему знать, что я вообще здесь? – спросил я.
– Человек, представившийся Рабиновичем, позвонил ему и сказал, что вы здесь. – Незнакомец достал из кармана визитную карточку. – Я Левин из «Левина и Уотсона». Адвокатская контора. Мы оба адвокаты. Надеюсь, этого вам достаточно? Вы чертовски недоверчивы. С чего бы вдруг? Неужто столько всего скрываете?
Я перевел дух. Теперь я ему поверил.
– Всему Марселю было известно, что Роберта Хирша расстреляли в гестапо, – повторил я.
– Подумаешь, Марсель! – презрительно хмыкнул Левин. – Мы тут в Америке!
– В самом деле? – Я выразительно оглядел наш огромный дневной зал с его решетками на окнах и эмигрантами вдоль стен.
Левин снова издал свой каркающий смешок.
– Ну, пока еще не совсем. Как вижу, чувство юмора вы еще не утратили. Господин Хирш успел кое-что о вас порассказать. Вы ведь были вместе с ним в лагере для интернированных во Франции. Это так?
Я кивнул. Я все еще не мог толком прийти в себя. «Роберт Хирш жив! – вертелось у меня в голове. – И он в Нью-Йорке!»
– Так? – нетерпеливо переспросил Левин.
Я снова кивнул. Вообще-то это было так только наполовину: Хирш пробыл в том лагере не больше часа. Он приехал туда, переодевшись в форму офицера СС, чтобы потребовать от французского коменданта выдать ему двух немецких политэмигрантов, которых разыскивало гестапо. И вдруг увидел меня – он не знал, что я в лагере. Глазом не моргнув Хирш тут же потребовал и моей выдачи. Комендант, пугливый майор-резервист, давно уже сытый всем по горло, перечить не стал, но настоял на том, чтобы ему оставили официальный акт передачи. Хирш ему такой акт дал – он всегда имел при себе уйму самых разных бланков, подлинных и фальшивых. Потом отсалютовал гитлеровским «хайль!», затолкал нас в машину и был таков. Обоих политиков год спустя взяли снова: они в Бордо угодили в гестаповскую западню.
– Да, это так, – сказал я. – Могу я взглянуть на бумаги, которые вам дал Хирш?
Левин секунду поколебался.
– Да, конечно. Только зачем вам?
Я не ответил. Я хотел убедиться, совпадает ли то, что написал обо мне Роберт, с тем, что сообщил о себе инспекторам я. Я внимательно прочел листок и вернул его Левину.
– Все так? – спросил он снова.
– Так, – ответил я и огляделся. Как же мгновенно все вокруг изменилось! Я больше не один. Роберт Хирш жив. До меня вдруг долетел голос, который я считал умолкнувшим навсегда. Теперь все по-другому. И ничто еще не потеряно.
– Сколько у вас денег? – поинтересовался адвокат.
– Сто пятьдесят долларов, – осторожно ответил я.
Левин покачал своей лысиной.
– Маловато даже для самой краткосрочной транзитно-гостевой визы, чтобы проехать в Мексику или Канаду. Но ничего, это еще можно уладить. Вы чего-то не понимаете?
– Не понимаю. Зачем мне в Канаду или в Мексику?
Левин снова осклабил свои лошадиные зубы.
– Совершенно незачем, господин Зоммер. Главное – для начала переправить вас в Нью-Йорк. Краткосрочную транзитную визу запросить легче всего. А уж оказавшись в стране, вы ведь можете и заболеть. Да так, что не в силах будете продолжить путешествие. И придется подавать запрос на продление визы, а потом еще. Ситуация может измениться. Ногу в дверь просунуть – вот что покамест самое главное! Теперь понимаете?
– Да.
Мимо нас с громким плачем прошла женщина. Левин извлек из кармана очки в черной роговой оправе и посмотрел ей вслед.
– Не слишком-то весело тут торчать, верно?
Я передернул плечами.
– Могло быть хуже.
– Хуже? Это как же?
– Много хуже, – пояснил я. – Можно, живя здесь, умирать от рака желудка. Или, к примеру, остров Эллис мог бы оказаться в Германии, и тогда вашего отца у вас на глазах приколачивали бы к полу гвоздями, чтобы заставить вас признаться.
Левин посмотрел на меня в упор.
– Чертовски своеобразная у вас фантазия.
Я покачал головой, потом сказал:
– Нет, просто чертовски своеобразный опыт.
Адвокат достал огромный пестрый носовой платок и оглушительно высморкался. Потом аккуратно сложил платок и сунул обратно в карман.
– Сколько вам лет?
– Тридцать два.
– И сколько из них вы уже в бегах?
– Пять лет скоро.
Это было не так. Я-то скитался значительно дольше, но Людвиг Зоммер, по чьему паспорту я жил, – только с 1939 года.
– Еврей?
Я кивнул.
– А внешность не сказать чтобы особенно еврейская, – заметил Левин.
– Возможно. Но вам не кажется, что у Гитлера, Геббельса, Гиммлера и Гесса тоже не особенно арийская внешность?
Левин опять издал свой короткий каркающий смешок.
– Чего нет, того нет! Да мне и безразлично. К тому же с какой стати человеку выдавать себя за еврея, раз он не еврей? Особенно в наше-то время? Верно?
– Может быть.
– В немецком концлагере были?
– Да, – неохотно вспомнил я. – Четыре месяца.
– Документы какие-нибудь есть оттуда? – спросил Левин, и в его голосе мне послышалось нечто вроде алчности.
– Не было никаких документов. Меня просто выпустили, а потом я сбежал.
– Жаль. Сейчас они бы нам очень пригодились.
Я глянул на Левина. Я понимал его, и все же что-то во мне противилось той гладкости, с которой он переводил все это в бизнес. Слишком мерзко и жутко это было. До того жутко и мерзко, что я сам с превеликим трудом сумел с этим совладать. Не забыть, нет, но именно совладать, переплавить и погрузить в себя, покуда оно без надобности. Без надобности здесь, на острове Эллис, – но не в Германии.