Земля после
Шрифт:
Вошедший следом Антон Мельников тоже оставил стволы на столике. Вместо собаки у Антона через плечо была перекинута связка из двух одеревенелых от мороза кошек и одного зайца.
— Папочка! — белобрысая девочка восьми лет выскочила из-за брезентового полога, закрывающего проход между тамбуром и Убежищем и подбежала к Антону.
— Машенька! Ну, иди ко мне, моя маленькая! — Антон расстегнул стылый бушлат и присел, широко расставив руки. Девочка бросилась в объятия к отцу, обхватила его за шею обеими ручками.
— Маша! — послышался из-за полога строгий женский голос. — Ты почему раздетая в тамбур вышла?
— Ну, ма-а-ам!.. —
Антон чуть отстранил дочку, со строгим видом осмотрев, в чём та одета. Два мальчиковых свитера — один с рукавами, другой, поверх него, без — и мешковатые штаны, тоже не девчачьи, на ногах — дутые нейлоновые сапожки. Осмотр удовлетворил его и он сменил строгий взгляд на более мягкий. В тамбуре мороза не было; температура держалась около семи градусов Цельсия: не простынет.
— Всё хорошо, Насть! — громко сказал Антон. — Она не замёрзнет. — И, чмокнув дочку в курносый веснушчатый носик, добавил, уже обращаясь к ней: — Ну, давай, иди внутрь, чтобы мама не ругалась…
Девочка быстро кивнула и юркнула за полог.
В тамбур вышли трое: Пётр Николаевич, которого все звали просто Николаичем — заросший щетиной тощий немолодой мужик в очках и растянутом свитере с оленями и с обрезом в самодельном чехле на ремне у пояса; Марина — невысокая крепкая женщина на вид лет пятидесяти (возраст свой она скрывала) в мешковатом шерстяном платье; и Степан — короткостриженый парень семнадцати лет с не по возрасту глубоким взглядом и седыми висками — старший брат Ивана.
— Недурно поохотились! — поздоровавшись, заметил Николаич, кивая на сваленную на пол добычу.
— Да, Николаич, в этот раз неплохо, — согласился Илья.
— За косым, небось, побегать пришлось… — поинтересовалась Марина.
— Не, — ответил ей Антон, — больной он какой-то, медленный был…
Седой парень подошёл к зайцу, наклонился и взял тушку, повертел в руках.
— Его раньше уже кто-то прихватил за ногу… Вот, смотрите… — он показал заживший рубец на шкуре русака. — Собака, или шакал… Но он тогда, похоже, отбился, хоть и остался инвалидом.
— Ну, спасибо тебе, Стёп… — ответил ему Антон, — теперь я себя виноватить буду.
— А чего виноватить? — не смешно усмехнулся седой парень. — Времена сейчас такие… Да и ты же его быстро подстрелил, а собаки или волки живьем бы драли… Так что, вариант с тобой ему даже лучше. А хромой он всё равно первым из своих сородичей попался бы… О, котэ!
— Ага, — усмехнулся Антон. — Хитрожопые… Крались за нами целой кодлой по деревьям, ловили момент, чтобы на шею прыгнуть…
— Что, — поддержала тему котиков Марина, — котэ уже не те?
— Так все уже не те, — философски заметил Илья. — Этот вон… — он кивнул на труп собаки, — «друг человека»… а попадись этому «другу» один и без оружия…
— Ну! И чего вы тут застряли? — выглянула из-за полога Татьяна — подруга, или правильнее сказать, супруга Ильи, молодая женщина тридцати двух лет с ожогом вполовину безупречно красивого лица.
— Сейчас, Танюша, — улыбнулся ей Илья. — Надо же остыть немного от холода.
— Идите уже давайте, — объявила Марина, подмигнув Татьяне, — мы с Николаичем дальше сами разберёмся… Через полчаса ужин! И ты, Ваня, тоже иди, погрейся! — добавила она, обращаясь к мальчишке. — Небось замёрз тут как цуцик. На кухне чаю попей.
— Ну, наконец! — Татьяна, встав на цыпочки, прижалась гладкой щекой к ещё холодному лицу Ильи, когда они вошли в Убежище.
Главный зал котельной в дальнем конце был в два уровня застроен деревянными комнатушками — три на первом этаже и три на втором. В широком проходе вдоль правой стены расположились кухня и столовая с длинным обеденным столом. Большую часть пространства зала слева занимали три котлоагрегата, из которых один использовался для обогрева Убежища. Остальные два, полностью исправные, были накрыты плоским дощатым прямоугольником и окружены подобием строительных лесов — это Николаич благоустраивал их маленький тёплый мирок. Николаич, работавший до войны оператором не этой, а другой, более крупной котельной в Краснодаре, был в Убежище главным и единственным завхозом, организатором всех работ, строителем и слесарем, следил за оборудованием котельной — в общем, был душой Убежища. Это он, Николаич, придумал заложить все окна изнутри кирпичной кладкой, оставив для маскировки снаружи оконные рамы и застроить часть зала жилыми комнатами, подняв первый ярус на два метра выше уровня холодного пола, а второй соорудив под самым потолком.
— Я изволновалась, Илюша… Три дня вас не было…
— Так надо, милая, — Илья крепко обнял любимую женщину.
— Я боюсь, — тихо сказала Татьяна, — что однажды ты не вернешься…
Они встретились через девять дней после бомбардировки, когда холодная противоестественная ночь уже окутала мир.
Илья брел тогда бесцельно вдоль федеральной трассы М-4 прочь от города, в котором погибли его родители и младшая сестра. Впереди шла небольшая группа беженцев, к которой Илья не спешил присоединяться. Он отстал примерно на километр от группы, ориентируясь на свет фонарей и костров на привалах.
Избегая людей, Илья держался зарослей вдоль трассы и кюветов, не разводил огня и старался не шуметь, когда слышал поблизости голоса.
На вторые сутки, когда группа впереди остановилась на ночлег возле какого-то посёлка, со стороны лагеря беженцев раздался выстрел, потом ещё и ещё… Послышались крики. Тогда-то Илья и решился подойти ближе.
Он был вооружен. За два дня до того Илья встретился с бандой из троих отморозков промышлявших грабежом и убийствами.
Сначала нашёл тело одной из жертв подонков, а после — и их самих. Он убил их всех и забрал оружие: полицейский АКС-74У, два пистолета ПМ, охотничье ружьё и ручную гранату Ф-1 — приличный арсенал. Рюкзак его был полон провизии и всего необходимого для нескольких недель безопасного и сытого существования, если не лезть лишний раз на рожон.., но слова, что он произнёс за два дня до того, перед тем как выстрелить в лицо главаря бандитов, обязывали его действовать…
— Послушай, — говорил ему отморозок, — вот мы по-беспределу с ней обошлись, — отморозок имел в виду изнасилованную и убитую им и его подельниками девушку, тело которой и нашёл Илья, — я согласен… Слышишь? Я согласен! И ты с нас спрашиваешь. Но посмотри вокруг, весь мир превратился в ад! Миру пиздец! Сколько миллионов, или, может, миллиардов сгорели?! Кто за них спросит? И с кого?
— Спросят, — ответил ему тогда Илья. — Я уверен. Теперь каждый, кто выжил, может и должен спрашивать. С себя и с других. Чтобы оставаться человеком. — После этих слов он выстрелил в бандита.