Земля соленых скал
Шрифт:
И вот за неделю до полнолуния Танто обнаружил около Скалы Убитого Коня следы большого мокве – черного одиночки. На следующий день мы пошли по этим следам. Танто решил совершить вокруг праздничного костра Танец Новой Победы в ожерелье из медвежьих клыков.
Однако получилось так, что боролся он для другой цели и борьба была не такой, какую мы ожидали.
Вышли мы на охоту, как обычно, перед рассветом. Ночью ветер нагнал тяжелые дождевые тучи. Вскоре после нашего выхода из лагеря на нас обрушился теплый весенний ливень. Ветер бросал капли нам в лицо и танцевал с дождем на верхушках деревьев.
Мы шли по берегу речки в сторону Скалы Убитого Коня. Осторожности не придерживались, так как ветер дул навстречу. Ни один зверь не мог нас учуять, а дождь заглушал наши шаги. Танто нашел след у самого подножия скалы. Мы почти бежали.
Весенний дождь никогда не бывает долгим. Однако на этот раз он прекратился только около полудня, тогда, когда мы уже дошли до места, где Танто вчера обнаружил следы медведя-одиночки.
Это была небольшая поляна. И нам недолго пришлось искать следы черного медведя. Весь глинистый берег ручья был покрыт следами огромных лап. Ольха стояла с ободранной корой и объеденным лыком.
Осмотрев следы, проверив высоту, на какой медведь ободрал кору, я бросил взгляд на Танто. Танто только прищурил глаза в улыбке. А я? Я в это мгновение почувствовал себя так, будто кусачие красные муравьи облепили мне шею, руки, сердце.
Медведь должен был быть огромным. Вероятно, больше, чем тот, который несколько лет назад гонял нас вокруг дупла с дикими пчелами, и уж наверняка значительно больше убитого нами в начале зимы медведя-рыболова.
Я ответил на улыбку Танто улыбкой. Но едва он отвернулся, я как можно внимательнее осмотрелся вокруг. Следы были вчерашние. Мне же казалось, что я чувствую на себе пронизывающий взгляд налитых кровью маленьких медвежьих глаз.
Танто не дал мне времени на размышления. Двинулся вперед. Я быстро забыл о первых минутах тревоги. След притягивал взор. Наша поступь становилась все легче, все более волчьей и охотничьей. Теперь уже мы двигались медленно, осторожно, расспрашивали о звере лес взглядом, слухом и обонянием. Нам отвечала смятая трава под ногами, пригнутые ветки, растоптанные растения, ободранный мох на деревьях.
Мы поднимались по пологому лесистому склону. Миновал полдень, но влажная весенняя жара все усиливалась. Из-за деревьев появились очертания Скалы Убитого Коня. Следы становились все яснее: перевернутые камни, под которыми медведь искал муравьев, ольха с ободранной корой, сдвинутый с места пень истлевшего дерева.
Мы вышли на край леса. Травянистый склон перед нами поднимался к скале. В эту скалу Маниту превратил своего коня, убитого Канагой. Он спрятал его внутрь холма, а над землей осталась лошадиная голова с выгнутой шеей, перерезанной широкой расселиной.
Танто схватил меня за руку. Где-то здесь, рядом, под лесным покровом, медведь должен был ночевать. В высокой траве виднелся свежий, уже сегодняшний след. Он вел прямо к расселине.
Нам повезло: ветер снова дул навстречу. А так как мокве видит плохо, мы могли смело, не скрываясь, идти по свежему следу.
Танто закатал рукава куртки, достал из-за спины копье, проверил, легко ли вынимается нож из ножен. Я наложил стрелу на тетиву лука.
Мы остановились перед расселиной и спросили ветер: где черный мокве? Нам еще ничего не говорили ни обоняние, ни зрение, ни слух. Но среди скал каждую минуту можно было ожидать опасности – каждое мгновение мы могли из охотников превратиться в дичь. Поэтому мы бесшумно, затаив дыхание вошли в тень скалы, как в тень от крыльев стервятника.
В такие минуты, хотя и известно, что они продолжаются недолго, каждый шаг кажется бесконечно долгим. Мир замирает в грозном молчании. Сердце гонит кровь к глазам, к ушам – зрение и слух притупляются. Да, всякой борьбе предшествует страх. И все дело в том, чтобы преодолеть его еще до первого удара и стычки.
Однако мокве не прятался среди скал…
Нам оставалось пройти еще только один поворот расселины. За ней каменистый склон опускался к ручью Злой Выдры. Не там ли ждет нас мокве?
И как раз тогда, когда мы подошли к последнему выступу скалы, в воздухе прогремел выстрел. Выстрел из оружия белых – из такого оружия, какое было у людей Королевской Конной!
Мы застыли в неподвижности. Я видел, как в глазах Танто сверкнул черный огонь ненависти. Значит, они снова здесь? И снова хотят украсть у нас нашу чащу? Разум приказывал вернуться: белых могло быть много. Но голос ненависти был сильнее голоса разума. Мы ждали…
И вот, раньше чем смолкло эхо выстрела, над скалами пронесся рев раненого мокве. А потом?
Потом мы услышали крик человека, крик охваченного смертельным страхом человека. Его не нужно было видеть. Слух рассказал нам все. Человек, который стрелял, был захвачен медведем внезапно и, защищаясь от зверя, только ранил его. Он, должно быть, был один, так как других выстрелов мы не услышали.
Танто заколебался. Но это продолжалось не больше мгновения. Что приказывал разум? Чего требовала ненависть? А человек звал на помощь, просил спасти от смерти…
Танто бросился вперед, как рысь. Мы выбежали на склон. На расстоянии одного полета стрелы от нас мы увидели белого человека – человека в красной рубашке из Королевской Конной.
Он как безумный убегал от огромного черного медведя. Страх лишил белого остатка разума: он бежал вверх – медведи же медленнее бегут вниз.
Внизу стояли и спасительные деревья, правда, до них он все равно не успел бы добежать. Но ведь вверху для него вообще не было никакого спасения. Никакого – кроме… нас.
На этом человеке была красная рубашка. Рубашка людей из Королевской Конной. Да нам сказал уже об этом звук его оружия. И мы не остановились, не сдержали бега, а мчались на борьбу, мчались спасать белого. Ветер свистел в ушах. Перед нами в это мгновение был только один враг – смерть, грозящая человеку.
Я даже не видел лица белого. Он карабкался на большую каменную глыбу. Но это не спасло бы его – слишком близко был медведь. Он только махнул правой лапой, и белый сорвался со скалы, как сброшенный ветром камень. К счастью, он немного скатился вниз из-под лап медведя. Его голоса мы уже не слышали. Медведь повернулся на месте, чтобы достать жертву, но внезапно замер, услышав наш боевой клич.