Земля святого Витта
Шрифт:
Семеро в доме: пятеро жильцов, двое хозяев; удар Шмеля в полночь сутки прочь; новогоднее выступление императора с обращением ко всем православным и ко всем инородцам - год долой, двадцать девятое февраля - вот и високосная квадрига умчалась с бумажки в сто тысяч на золотую монету в пять империалов, вот и весна на носу, вот-вот пойдет лед на Рифее, северная страна Киммерия, но тепло в ней подземное, вот и выдаются оттепели уже в марте, ну, а для стариков март - время тяжкое, вот и слег нынешним мартом домовладелец Роман Подселенцев с приступом вегетососудистой дистонии. Районная неотложка с Караморовой стороны, впрочем, ничего серьезного у старика не нашла, дала прогноз, что к Пасхе оклемается. Уход за больным был хороший. И надо ж! Именно в такой мартовский день в парадную дверь дома, со стороны Саксонской
Постоянных гостей в доме на Саксонской было немного, и те все знали, что вход со стороны Скрытопереломного переулка, через кухню, в дневное время только на крючок прикрыт. Самым постоянным гостем в доме Подселенцева стала крестная матушка Павлика, повариха "Офенского дома" Василиса Ябедова, с помощью батюшки Аполлоса разглядевшая в святцах, что имя "Павел" празднуется в году аж сорок раз. По такому случаю она намекнула постояльцам-офеням, что крестник у нее особенный, - не какой-нибудь "Астерий" четырехразовый, а Павел с сорока днями ангела; в феврале - только один раз, зато в марте целых шесть! Ну, офени повариху любили, подарки для крестника всегда находились, а вместе с Василисой норовил придти и ее кум, крестный отец мальчика, Кириакий Лонтрыга. У него подарки тоже бывали, но все в доме знали, что интересуют Кириакия всего более разноцветные настойки на разных ягодах, учинять которые Гликерия Касьяновна была превеликая мастерица. Но хоть и шесть раз Павел в марте именинник, да еще три раза в апреле - не крестные же отец с матерью грохочут в дверь со стороны набережной!.. Хотя смотря какой важности дело.
Гликерия, а с ней спокойствия ради Нинель и Доня, пошли снимать с парадной двери щеколду, - вообще-то этим входом не пользовались, но Доня в боковое окно приметила, что ломятся с набережной в дом городские стражники. Неужто Кириакий?.. Решили все же открыть - не ровен час, плюнут стражи киммерийской свободы на киммерийскую приватность и неприкосновенность жилища, высадят двери, потом ремонтируй.
Дверь, впрочем, успела треснуть: стучали в нее большим каменным бревном. Когда посбивали с крыльца недотаявший лед, увидели жильцы подселенцевского дома гостей во всей красе: шестерых дюжих стражников из центрального городского отделения с Елисеева Поля, в парадной форме, кираса, ментик, клешня рифейского рака в петлице слева и все прочее, только что церемониальные алебарды с собою не прихватили, - а у ног их, прямо на каменных плитах крыльца, лежал молодой парень, мальчишка еще, с разбитым носом и диким страхом в глазах.
– Выкуп головы!
– хором сказали стражники.
Бабы переглянулись. Никакой головы они не заказывали, на продажу никаких голов в доме не было. Однако взгляд Гликерии упал на каменный таран, которым стражники только что стучали в дверь. Видеть она в последнее время стала лучше, природная близорукость немного компенсировалась возрастной дальнозоркостью; присмотрелась Гликерия к дубине, качнулась и схватилась за косяк. Работу своего деда-камнереза она признала сразу.
– Романа Миныча Подселенцева работа?
– осведомился старший страж, кособородый и косоглазый мужик, на котором форма сидела как на корове придворный мундир.
– Романа Миныча, давняя, для Святого Витта погоста... признала Гликерия, - А что? Роман Миныч с двупозапрошлого лета из дому не выходит, почто резное с погоста уволокли?..
– Это ему теперь отвечать, за что и почто!
– грозно бухнул косой стражник, - Постановлением архонтсовета Киммериона выдаем головою сего колокрада, сквернителя и прочая - истинному владельцу имущества.
– Какой дедушка владелец? Это он в подарок городу на могилу Конана Варвара, помяни его Святая Варвара в своих молитвах, так что не собственник дедушка, он только чешуйки резал... Он, Господи прости, уж декаду как ваяло в руки не берет, старый стал. Какой он владелец?
– Декаду?
– деловито ответил косой, доставая блокнот.
– Вот и вора вам на декаду сдаем в услужение.
– Так что распишитесь. Вот, вот: "Сим расписываюсь в получении головы гробокрада Варфоломея, злостно скравшего кол и семь жертвенных мочал с погоста на Земле Святого Витта. Быв сей Варфоломей, постоянно прописанный на Витковских выселках, дом гипофета Хладимира Иммера, пойман
– Нет-нет-нет!
– запричитала сердобольная Гликерия, знавшая, что такое "эльмов кнут", что его и дюжины ударов человеку не вынести, калекой на полудюжине станешь и сам в Римедиум захочешь, - Нет-нет-нет! Самый раз нам в дому черноработник, у нас дрова неколотые, коза недоенная...
– Как недоенная?
– всколыхнулась Нинель.
– Сама ты недоенная! Я с утра, по-твоему, чем Тоньку поила?
– Нинель осеклась, сообразив, что, кажется, потащила из избы лишний сор, и присоединилась к Гликерии, - Охти, охти! Коза нынче доенная, а позавчера, и вчера, и завтра наоборот! И дрова неколотые! И вьюшку некому открывать-закрывать, а с тяжелым ухватом у горячей печи и вовсе не управисси!
– Ну ладно, "охти управисси" теперь, получи головою вора, да смотри, чтоб он у тебя на Витковские Выселки деру не дал!
– косому стражу, видать, надоело слушать бабью болтовню и теперь не терпелось сбыть арестованного. Что палач на Святом Эльме без работы нынче останется, то даже хорошо: косой стражник часто играл с ним в домино и, несмотря на умелое косоглазие, всегда проигрывал. Не иначе как палачу помогал какой-то демон, покровитель заик (а палач стал заикой после того, как по приговору суда стал пороть стеллерова быка Лаврентия, а тот, хотя и собирался подчиниться воле суда, рефлекторно дал палачу сдачи). Знаменит палач был не только зверскими повадками, но и тепличным хозяйством: в свете огней Святого Эльма он по десять-двенадцать раз снимал у себя на огороде урожай настурций и тюльпанов и торговал ими у всех трех городских кладбищ, плюнув на издевательства соседей по цветочному ряду: "Опять Магистрианыч кнутовища не прополол, вот и перебивается с незабудки на ландыш". Словом, оставить заику без работы косому было приятно - а вот не играй в домино слишком хорошо. Рукоприкладство косоглазый считал собственной работой.
– А установка памятника в таком разе назад - за ваш счет!
– рявкнул косой, впихнул в парадный подъезд подселенцевского дома и кол, и битого Варфоломея, дождался, чтобы двери затворились, отдал своей команде приказ на киммерийском, используя "совершенно ультимативный императив", и удалился прочь на юг по Саксонской, к лодочной переправе, - прикарманив, между прочим, украденные преступником мочала: он их сейчас намеревался использовать в славных банях на Земле Святого Витта. Весна, а по весне краж мало, а люфа как раз дорогая, не накуписси! Гликерия в приемке головы преступника расписалась - все, дело закрыто. Айда, говоря по-киммерийски, по баням.
Гликерия наскоро объяснила жиличкам, что парень этот в хозяйстве лишним не будет, она его немного, ну совсем чуть-чуть, знала: приходился Варфоломей младшим братом гипофету Веденею. Гипофет - должность наследная, передается по прямой мужской линии, так что, не ровен час, валяется сейчас у их ног в крови и соплях возможный будущий толкователь пророчеств Киммерийской сивиллы. Лет ему - Гликерия заглянула в полученную бумагу - пятнадцать годов. Украл - Гликерия еще раз глянула в бумагу - надгробие с могилы Конана Варвара Основателя, а еще - семь люф.