Земля в цвету
Шрифт:
Позднее А. Д. Кизюрин, омский житель, предложил свое сенсационное решение для сибирского плодоводства: он заставил яблони лечь на землю. Они будут зимовать, укрытые снегом. Мичурин думал о сходном: о том, что дерево должно быть невысоко — чтобы снежный покров служил ему защитой. И он выводит несколько сортов карликовых вишен. Он думает о вишневых садах — об украинских вишневых садах! — под Ленинградом.
На этом его счеты с вишневым родом не закончились. Он создает еще одну вишню — вишню для всех. Эта должна расти всюду: и на самой тучной и на самой бедной земле, ничего не бояться, почти ничего и не требовать. Плоды на ней созревают все сразу. Сразу производится и уборка — без затяжек,
Вся страна, миллионами рук, создает сейчас лесные защитные полосы среди степей и полей. Мы, современники величайшего в мировой истории плана, сталинского плана обеспечения устойчивых высоких урожаев, — мы хорошо понимаем теперь, что могут значить такие полосы в борьбе со страшным бичом — засухой, в борьбе за переделку самого климата. Мичурин был в числе тех, кто давно понял все их значение, кто пропагандировал их, настаивал, торопил их посадку — «ведь у нас колхозный строй!»
Но была у него и тут своя, мичуринская, точка зрения. Почему только орешник да клен, когда можно… Он отвечает делом, что еще можно: он предлагает свои специальные сливы, смородину, сладкую черемуху и еще вишню — «полевку». Они без претензий вовсе, до предела, не беспокойтесь об уходе за ними: только сажайте! А урожай — урожай будете собирать ежегодно… (Сейчас эта точка зрения великого преобразователя природы — об использовании и плодовых для защиты полей — вошла составной частью в государственный план создания лесных полос.)
В конце жизни Мичурин задумывает полную «перестройку» вишневого дерева. Незадолго до смерти он говорит одному из учеников: «Неправильно растет вишня. Надо, чтобы и косточка была съедобной…»
Этому ученику — ныне ленинградскому ботанику — удалось сделать по-мичурински: погрузить в мякоть вишни косточку миндаля.
Мичурин был уверен, что фрукты, плоды должны и скоро «будут составлять необходимую часть питания всех трудящихся, а не только служить лакомством».
Он смело и стремительно расширял круг «плодов». Кто, кроме деревенских мальчишек, ест рябину, осеннюю лесную печальницу в багряном ожерелье? Он меняет ее природу. Рябина становится «десертной». Теперь она будет поставлять на стол вкусные ягоды и жителям городов и поселений, расположенных около Полярного круга.
Он создает сорт актинидии, более богатой витаминами, чем лимон.
Его абрикос, названный дорогим в нашей стране словом — «товарищ», выдержал жесточайшие зимы 1928/29 и 1941/42 годов, когда погибали даже привычные к морозам яблони.
Культуру крыжовника у нас он считает народной. Но уже проник и к нам американский паразитический грибок, завезенный любителями «заморских сортов». Надо спасать наш крыжовник! Мичурин разрешает задачу, которую тщетно решали европейские селекционеры, на чьих глазах неотвратимо гибли все насаждения крыжовника. Он создает сорта крыжовника, не восприимчивые к грибку.
В Мичуринск обращаются со всех сторон — и по важным делам и с мелочами. Кондитерам нужен безвредный и по возможности вкусный «краситель» для конфет и пирожных. Работники промышленности задают вопрос: можно ли сделать, чтобы пробковый дуб рос не только в Крыму и на Кавказе?
Тайн у Мичурина нет. О пробковом дубе, например, он обстоятельнейше отвечает — как переселить это дерево на север.
На юбилейных мичуринских торжествах американский профессор Ганзен сказал:
— Ни один селекционер в мире во все времена не может похвастать столькими сортами, сколько может предъявить
Мичурин вывел около трехсот пятидесяти сортов — целый обширный лес растений, не существовавших на земле, пока не пришел этот необыкновенный человек.
Кто-то подсчитал, что во всей Франции при Людовике XIV было столько сортов яблонь, сколько вывел их один Мичурин.
Свою жизнь он подытожил так: «Мне удалось больше чем на тысячу километров продвинуть на север от границы прежних районов своего распространения самые нежные и зябкие и вместе с тем самые ценные южные плоды и ягоды и добиться неслыханной прежде скороспелости их». Книга академика И. И. Презента «В содружестве с природой» заканчивается двумя картами.
Читатель видит внизу этих карт черные черточки. Две почти прижаты к Азовскому морю, к углу, где Ростов, третья чернеет немногим выше — у Сталинграда и Ворошиловграда. Это прежние северные границы абрикоса, всех известных южных сортов груш и винограда. А вот красная черта круто взметена по Волге, заглядывает в Москву и загибает дальше на север — к Ленинграду. То «бере зимняя Мичурина». Другая красная черта захватывает Тамбов и Курск. Да это мичуринский абрикос! Поразительны эти «линии победы» человека над природой! Красные кружки обосновались в Кирове, в Ярославле, за Челябинском. Это культуры мичуринских сортов винограда.
Больше трехсот сортов, созданных за одну человеческую жизнь! Вспомним, годы бились селекционеры, чтобы вывести какой-нибудь сорт. Да можно ли повторять только это слово «сорта», говоря о том, что сделал Мичурин: так властно и резко изменены во многих из них свойства растения, что ботаник, встретившись с ними в дикой природе, отнес бы их к новым видам, а то и родам.
В докладе на исторической сессии Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени Ленина 31 июля 1948 года академик Т. Д. Лысенко так сказал о мичуринских сортах: «Ряд из них создан без половой гибридизации, и все они созданы путем строго направленной селекции, включающей в себя планомерное воспитание».
ТВОРЕЦ
Задаешь себе вопрос, в чем же разгадка огромного явления, имя которому — Мичурин, в чем секрет этой беспримерной жизни?
Настоящая биография Мичурина еще не написана.
Его образ уже пытается воссоздать великий угадчик — искусство.
Попробуем наметить хотя бы некоторые черты живого облика Мичурина.
Характер железный и неукротимый. Даже крутой — и в быту и в деле. Но чуждый неистовства, вовсе чуждый позы, надрыва, истерической крикливости. Внешне простой, любящий систематичность, последовательность, прямые и резкие линии, твердо проведенные через жизнь при очень большой непростоте, сложности и глубине внутреннего мира.
Бербанк отмалчивался, быть может, иронически, еле заметно, чуть-чуть улыбался, пока ветер ругательств и обвинений в богохульстве свистал ему в уши. Но вряд ли козловский протопоп гоголем вышел из мичуринского дома после попытки учинить там душеспасительный разнос: скорее он вылетел оттуда с горящими ушами, как будто его отхлестали по щекам.
Есть одна черта, которую неизменно находишь у всякого значительного человека, у каждого, чей кирпич остался в огромном здании человеческой культуры. Эта черта — нерядовая работоспособность. Но и зная это, дивишься трудовому подвигу, каким была жизнь Мичурина. Только у Мичурина черта эта на свой, на мичуринский лад — не так, как у Тимирязева, у Дарвина и других великих трудолюбцев.