Земля Забытых Имен

Мерцалов Игорь Валерьевич

И записали писцы со слов мудрых: лень сердца умножает Зло…»

Скрипела в пальцах береста. «Свод ливейских ересей».

«И еще речет ливеец Кандин: сколь поклонение демонам, столь же и поклонение богам бессмысленно. Что есть бог? Не более чем качество поклоняющегося ему народа…» — Глупость какая!

Пальцы скользят по навощенным дощечкам. «Списки Баатских камней», «Свидетельство Ибрэя», текст 4.

«Был демон именем Телгир, который правил в городе Баат в годы Белого Кипариса и первый год Копья. Телгир сказал царю Баата: «Будь мной, а я тобой», и царь Баата, да не будет названо его имя, сказал: «Да будет так». И сел Телгир на троне в образе царя, и сказал подданным: «Я исполню ваши желания, числом три, а взамен заберу души на службу себе. А будет два

желания или одно — не заберу душу». И возликовал Баат. Шесть лет Белый Кипарис слышал смех и взирал на цветение Баата. Но оказалось, что многие желали зла, и в седьмой год между желавшими была великая война за желания. Потом был покой, но на девятый год никто не мог удержаться от третьего желания. И на двенадцатый год не осталось никого, кто сохранил бы душу. Но пришел с восхода юноша из народа ками, в руке которого было копье, и сказал: «Это красивая страна, я хочу жить здесь». И построил дом. Потом увидел по соседству печальную девушку и сказал: «Она прекрасна, я хочу жениться на ней». И женился. Потом был юноша на охоте и, увидев могучего медведя, сказал: «Вот достойный противник для моего копья, я хочу сразить его». И сразил. Тут пришли души тех, кто умер в годы Белого Кипариса, и с ними один живой, и они отвели юношу к Телгиру, и тот сказал: «Три желания твои исполнились на моей земле, теперь твоя душа станет моей». Воскликнул юноша: «Не ты исполнил мои желания, я сам! Исполни хоть одно — тогда требуй». Телгир сказал: «Желай!» Юноша подумал: «Если пожелаю, чтобы он ушел из Баата, — останется уговор его с городом. Пожелаю, чтобы расторг договор, — при нем останутся уже захваченные души. Пожелаю, чтобы отпустил их, — к нему попадут новые. Как быть?» Разум его молчал, но ответило сердце, и, послушав его, сказал юноша: «Стань един с телом царя!» Исполнил Телгир и был сражен копьем, и души получили свободу. Юношу нарекли царем, и стало имя его Истлан, годы его — годами Копья. Я, недостойный Ибрэй, был тем живым, что пришел за юношей с душами, я был рядом, видел и знаю».

Текст 5.

«В конце первого года Копья Истлан убил последнего из злобных и завистливых ками, и некому стало порочить величайшего из царей Баата. Во второй год Копья боги даровали Истлану победу над городом…» Часть записи стерлась, но Нехлад уже отложил дощечку. Не понравился ему царь Истлан, так мало похожий на хитроумного юношу, и читать про его завоевания и прочие сомнительные подвиги совсем не хотелось. Ему более чем достаточно тех, с кем имели дело такие вот истланы.

«Прародители зла» — очень похоже, очень близко, но о других. «Звезды ада» — для совершенно сумасшедших, кто готов довериться нечистым духам. «Жаждущие крови» — почти то, что надо, но очень наивно, а главное — ни слова про демоницу из Ашета. «Родословное древо упырей» — опять не то.

Демоны-разрушители, демоны — лживые хитрецы, демоны — олицетворения человеческих пороков… Тошно, и от усталости ломит глаза…

— Ничего?

— Она другая.

— Вот еще, посмотри, — сказал Ростиша, придвигая новую книгу. «Суждения о темных сущностях», записанные нетвердой рукой на серой бумаге…

* * *

Наутро Белгаст покинул город, и за ним шла отобранная Брячиславом дружина. Ослепительное июльское солнце вспыхивало на оковке шлемов и щитов, свечными огоньками дрожало на концах копий; на древках колыхались флажки. Люди толпились по улицам и подле ворот, махали воинам с городской стены.

Близ Белгаста и Ярополк обнаружился.

На все Верхотурье оставалось около пяти сотен опытных ратников. Дружинный дом, чтоб не пустовал, заселили отроками. До этого кремлевское ристалище не умолкало дни напролет, теперь оно казалось пустым.

…Сосредоточиться на упражнениях не удавалось — в голову шли мысли о прочитанном. Имеет ли смысл корпеть над старинными рукописями, вылавливая крупицы знаний, если Древлевед наверняка сможет рассказать все, что нужно?

Нехлад пытался представить себя и кузнецом, и резчиком по камню, и еще каким-нибудь ремесленником — ему казалось, что уж на их-то месте он бы тотчас разгадал смысл заветов мага.

А что может подсказать сердце, когда ты держишь в руках меч?

Когда смотришь на ближников, готовых идти с тобой хоть в преисподнюю?

На посторонних людей, которые что-то слышали о тебе, но и на сотую долю не представляют, насколько ужасно потерять отца на чужбине, знать, что он пал от руки нечисти.

На тех, кто знает о тебе чуть больше — и смотрит на тебя с сочувствием, к которому подмешивается гаденький страх: а вдруг ты принес свои беды вместе с собой?

Да нет же, дело не в людях! Осознание сверкнуло в голове, точно молния. Дело-то именно в тебе: в том, что сердце твое разорвано пополам. И ведь ты давно это знал, Яромир Нехлад, сын Булата. Твое сердце жаждет недоступной любви и самоубийственной мести — одновременно.

Так что неважно, какими глазами смотрят на тебя люди. В конце концов, плохого отношения к себе ты не встретил, если только не вспоминать о стабучанах. Просто пора уже сделать выбор — и тогда, должно быть, голос сердца станет отчетливо слышен…

* * *

«…Вера праотцев учит нас противостоять бесам, которые суть слепые силы разрушения. Но все чаще мы говорим о бесах, которые суть людские пороки. Что-то изменилось в нашем мире. Что? Бесы?.. Мы?.. Наша вера?..»

Нехлад поднял глаза на волхва и вернул ему бересту.

— Кто это пишет?

— Обрядник в одном из отдаленных нарожских поселений. И поверь, он не единственный, кто в последние годы задается вопросом, что случилось с нашей верой. Или с нами. Под этим письмом могло бы стоять и другое имя.

— Какой же ответ я могу извлечь из его письма?

— Наверное, никакого. Тот, кто его написал, не нашел ответов, он только ищет нужные вопросы.

— Зачем же ты дал мне письмо?

— Ты спросил о демонах. И я захотел показать тебе, что ты не одинок в своих сомнениях. На первый взгляд все так просто, — невесело усмехнулся волхв. — Какие заботы могут терзать людей, живущих по старинке? Погода, урожай, благосклонность лесных духов. Внимание душ предков. Как просты добродетель и порок у наших прадедов — или сейчас у северо-восточных славиров! Или у лихов, о которых ты говоришь с такой любовью. Как просты правила жизни… У нас не то. Новая жизнь, которую избрали себе нарожские славиры, предъявляет совсем другие требования. В наших городах можно не нарушить ни одного правила — и все равно быть подлецом, достаточно только вовремя закрыть глаза, промолчать, отвернуться. И многие уже задаются вопросом: откуда взялось в людях такое зло? Равнодушное, слепое, ленивое — откуда? Может, это боги сотворили людей такими — готовыми ко злу? Или они допустили, чтобы зло пришло извне — но почему? Родились ли новые демоны — и если да, то не ждать ли рождения новых богов? — почти прошептал он.

Нехлад сказал:

— Или, может, эти демоны жили на земле всегда, поражая то один народ, то другой? Просто мы никогда с ними не встречались — доселе…

Волхв, тучный человек с усталым лицом, служивший во Всебожественном храме Верхотура одним из помощников верховного обрядника, пристально посмотрел ему в глаза и проговорил:

— Да, может быть. Но не означает ли это, что существуют и боги, с которыми мы еще не встречались? — Он помедлил, словно обдумывал собственные слова, и вздохнул: — Это было бы ужасно…

Яромир не стал продолжать разговор. Поблагодарив собеседника, он вышел из храма.

В кошеле на поясе, сплетенном Незабудкой, лежал бронзовый светильник древнего городища с двумя наконец-то законченными хрустальными глазками.

Некоторая опаска, с которой он думал о предстоящем опыте, сменилась нетерпением, и, доехав до боярского дома, Нехлад почти вбежал в свои покои, еле дождался, пока слуга зажжет лучину и закрепит ее на поставце. Только потом он поставил светильник на стол. Чуть нетвердой рукой заправил его маслом и запалил от лучины, которую тут же задул. Огонек подрожал, потом разгорелся ровно.

Нехлад сел, положив руки на столешницу, и уставился в хрустальные глаза сокола. Свет, преломляясь в них, переливался двумя крошечными причудливыми радугами. Это было красиво, но ничего особенного не произошло.

Он, собственно, не представлял себе, чего ожидать. Не того же, в самом деле, что бронзовый сокол оживет и ответит на его вопросы? Но сладковатое предчувствие никуда не девалось, заставляя сердце биться учащенно.

Яромир вздохнул, не отрывая взгляда от хрустальных очей. Его вздох поколебал огонек светильника, и радуги заиграли, как цветные ленты в косах лихой плясуньи. Молодой боярин замер. Что за чудо! Переливы эти были так прекрасны, что, наверное, одно зрелище их стоило того, чтобы потратить время на поход к резчику…