Земляки
Шрифт:
— Павляков вон двое, пусть они и идут. А я и так тут один мужик…
— Мы все пойдем, больше-то лучше… — убеждает его Вечорек, прислушиваясь к доносящемуся со стороны мельницы шуму.
Казик будит сына. Спустя несколько минут все четверо направляются к мельнице. Витя тащит фаустпатрон.
Возле угла, за которым расположена мельница, они останавливаются.
— Иди ты первым! — вполголоса предлагает Каргуль. Изо рта у него вырывается облачко пара.
— Своей бабе приказывай! — так
Продолжая ссориться, они решают обойти мельницу с другой стороны и выходят к ней у самой плотины, возле замерзшей реки.
Отсюда им видно, как на освещенном факелами мельничном дворе какие-то мужчины тащат мельничное оборудование к возу. Воз уже порядком нагружен. Возле него стоит дородная баба в тулупе и пуховом платке. К ней то и дело подбегает пьяный Кекешко и пытается заглянуть в лицо. Стоит ему, однако, положить ей на плечо руку, как его тут же оттаскивает в сторону «варшавянин».
— Стоп, пан любезный! Уговор дороже денег. Мы как рядились? Сперва ты нам мельницу отгружаешь и пускаешь ее в ход у нас на месте, а потом вдовушка будет твоя. Так ведь? То-то. Мы, поляки, должны помогать друг другу!
Витя и Казик с одной стороны, Каргуль и Вечорек с другой выскакивают на плотину, крича что есть мочи. Громче всех вопит Вечорек, наведя винтовку на замерших в ужасе людей:
— Руки вверх!!!
— Кто такие?!! — грозно вопрошает Казик. — Откудова?!!
— С соседней волости мы, из Тысаковиц… — испуганно отвечает вдовушка.
— Вот так соседи! Пришли темной ночью нашу мельницу грабить! — Выходит вперед Каргуль.
— Нам тоже без мельницы тяжело, совсем пропадаем без мельника! — оправдывается «варшавянин» которого держит на мушке Казик. — Ксендз и тот нас пожалел, дал благословение на дорогу!
— Значит, ты сюда во имя бога грабить явился?!! — Напирает на него Казик.
— При чем тут грабить? Вот он лично согласие дал… — «Варшавянин» тыкает в сторону Кекешко, который пытается спрятаться в тень.
— Он наш! Трофейный! А ты сманивать его вздумал, конокрад ты этакий? — возмущенно вопит Казик. — Я его уже раз купил у тебя!
— Люди добрые! Защитите, хоть бы и пулей! Миленький… — бросается Кекешко к Каргулю. — У меня же слабый характер, а они мне спирту и вдовушку привезли, соблазняют, чтоб я к ним переехал! А я с вашей Ядькой тут жить хочу! До конца жизни останусь! — Кекешко, всхлипывая, пробует обнять Каргуля.
— Видать, ты две жизни прожить хочешь: ты же это самое мне только что обещал! — гневно корит его вдовушка.
— Обещал, не обещал — теперь это все равно. А ну, становись к стенке! — мрачно командует Каргуль.
— Становись! Все к стенке! Ну! — вторит ему Казик, загоняя в общий ряд с мужчинами и вдовушку.
«Грабители» выстраиваются у стены. Витя наводит на них свой фаустпатрон. Противники молча смотрят друг на друга.
Свет факела время от времени вырывает из темноты их взмокшие от волнения лица.
— А теперь, пока еще ваш конец не пришел, запевай «Еще Польска не сгинела…». Ну, начинай! — командует Каргуль, подталкивая дулом вдовушку.
Та заводит высоким дрожащим голосом первую строчку, остальные нехотя присоединяются к ней.
Вечорек, сняв шапку, тоже начинает петь, автоматически подключается к хору и Каргуль. Его бас мощно гремит, отдаваясь гулким эхом в пустых улочках.
Кекешко, прослезившись, снова бросается обнимать Каргуля. Каргуль, однако, решительно отталкивает его от себя.
— Как же это… Меня, своего зятя, и к стенке? — растерянно бормочет Кекешко.
— Становись обратно! — командует Казик.
— А ты чего к моему зятю цепляешься?!! — неожиданно орет Каргуль.
— Это откуда ж он твой стал? Кто его купил?!!
Казик и Каргуль бросаются друг на друга. «Грабители», пользуясь случаем, пускаются наутек и исчезают в темноте. Только «варшавянин», выглянув из-за угла, кричит еще Кекешке:
— Эй, друг! Все-таки ты скажи, каких ты женщин любишь? Все равно я тебя привезти должен!
Казик молча сует Кекешке ружье, тот целится, стреляет, «варшавянин» исчезает. Кекешко бежит за угол, где был «варшавянин», Казик нетерпеливо кричит ему вслед:
— Ну как?
— Все в порядке! — слышится в ответ.
— Лежит? — спрашивает Казик, когда мельник возвращается.
— Удрал, — с облегчением сообщает Кекешко, довольный благополучным исходом дела, и, глядя вслед исчезнувшим «грабителям», гордо добавляет: — Ну, вот мы и защитились.
— Ох, пан Кекешко, сдается мне, лучше вам в хоре петь, чем быть мельником… — говорит укоризненно Казик,
— Зато я хороший, — миролюбиво уверяет Кекешко. — Я всегда все для людей сделать стараюсь!
Стоя за стодолой, Казик озабоченно смотрит на свое поле. Теперь поздняя весна, и озимые, которые он посеял осенью, поднялись совсем никудышными…
В стодоле возится бабка Леония, которая пытается заткнуть пучком соломы дыру в мешке, которую прогрызли мыши. Из дыры широким ручьем струится зерно.
— Бог нас услышал, — говорит она входящему Казику. — У Каргулей тоже мыши. Еще хуже нашего все погрызли.
— Что они у Каргулей все погрызли, это справедливо, а на меня-то бог зачем эту заразу наслал? Сплоховал, видать, не разглядел межи…
Казик подставляет руки под поток зерна и со злобой смотрит на десятки разбегающихся во все стороны мышей.