Зенитная цитадель. «Не тронь меня!»
Шрифт:
— Шикарно устроились…
— До берега тридцать кабельтовых… — наметанным глазом определил недавний дальномерщик Бобков. В нем жила выработанная месяцами боевой работы привычка тотчас же докладывать о замеренном расстоянии.
Буксир повернул, пошел совсем малым ходом вдоль берега. На его мачте, возле красного флага, появился черный шар, что в сочетании означало сигнал «Терплю бедствие». Сам вид пусть чужой, но, очевидно, безопасной земли на какое-то время внес оживление, заставил забыть о жажде и бедственном положении, в котором находились несколько
Медленно развертывался за бортом берег. Были отчетливо видны заросли лощинного орешника, ютящиеся на кручах домишки, темно-зеленые клочки виноградников на склонах и откосах… На вершине горы — каменные стены. Старинная крепость.
Вскоре открылась широкая уютная бухта. Спокойная, точно стеклянная, гладь воды. В нее смотрится город Синоп.
Власти не спешили к буксиру, зато подошло несколько утлых рыбачьих лодок, и сидящие в них, загорелые до черноты люди с нескрываемым любопытством разглядывали русских, о чем-то возбужденно переговаривались на своем непонятном языке. Лодок и фелюг становилось все больше, и по мере того, как росло их число, пропадала скованность и боязнь, только что разделявшая людей.
— Эй, папаша! Подгребай ближе! — кричали с буксира.
— Урус? — тыкая пальцем в сторону судна, вопрошал пожилой турок-рыбак.
— Русские, русские! Из Севастополя!
— Севастополь?! Севастополь якши! — радостно закивал турок.
— Папаша! Вода есть? Буль-буль? Пить! — бойцы показывали пустым котелком, что пьют воду.
— Старый турок засуетился, гортанно крикнул что-то находившимся на других лодках, и рыбаки стали подгребать поближе. На борт буксира передали анкерок с водой, затем глиняный кувшин. Не хватило и по глотку… Старший лейтенант хотел было, еще в самом начале переговоров с рыбаками, конфисковать у «активистов» воду и распределить ее по степени первостепенной необходимости, но старик капитан мудро предостерег его:
— Не горячись, сынок. Пускай попьют. Теперь не пропадем. Только оружие надо подальше попрятать, чтобы на виду не было. Эти турки что, они — простой люд, а вот власти, таможня, те придерутся.
— Мы же не в гости к ним пришли! И не сдаваться! Просим помочь, а дипломаты сочтутся, — кипятился старший лейтенант.
— Охолонь, сынок. Они военным оказывать помощь не имеют права. Им бы только причину найти. Могут и арест наложить. Оружие надо спрятать. Обвязать его веревкой, прикрепить к якорю, а якорь-цепь отдать. Пускай ищут на дне! Пусть попробуют догадаться!
На том и порешили. Застопорили ход. Стравили до воды якорь-цепь. Несколько пловцов привязали к цепи оружие. Затем отдали якорь.
Кожевников и Ревин перепрятали партийные документы в ботинки. От вчерашнего «марафона» — к плавбатарее плыли в обуви — стельки в ботинках покорежились, и поместить под ними документ стоило труда, а главное, при ходьбе было неудобно. Оставлять же партдокументы в мичманках было вовсе рискованно…
Послышались возбужденные голоса: «Катер!» На мачте подходившего катера трепетал красный флажок со звездочкой и полумесяцем. Турки пожелали осмотреть русское судно. С катера переправился турецкий чиновник. Следом за ним еще двое, в военной форме и с оружием. Матросы посмеивались. Забавное зрелище! Солдаты — или кто они там были, те, в форме, — сначала передали на буксир свои винтовки, а затем, преисполненные решимости и значимости, переправились сами. На палубе судачили:
— Вояки… Кто же оружие чужим в руки отдает?
— Доверяют, значит…
— Как же, доверили. Держи карман шире! Чиновник в белом кителе снял шапочку-феску, вытер платком лысую голову.
— Уф… — первое, что произнес он, и люди, плотным кругом стоявшие вокруг него, заулыбались: «Гляди, братва, по-турецки «жарко» — «уф»!
Солдаты отряхивались, одергивались, точно их только что вытащили из воды. Со смуглых, не в пример чиновнику, худых лиц солдат не сходило выражение скованности и испуга.
Коверкая русскую речь, турок-чиновник спросил, кто будет на этом судне капитан, а затем уже спросил капитана о цели прибытия русских. Жестикулируя одной рукой, капитан пояснил:
— Из Севастополя мы. Налетел немец. Самолеты, понимаете? Стреляли по нас… А теперь домой идем. В Батуми, понимаете? Пить, воды нету. Ёк вода. Кушать ёк. Нет еды, понимаете? Много раненых имеем. Помощь нужна. Врач нужен. Понимаете?
Чиновник не все понимал. Спросил, почему же не пошли в Батуми. До Батуми недалеко…
Стоявший за спиной капитана старший лейтенант подсказал:
— Скажи про уголь-то. Уголь у нас вышел. Пусть угля нам дадут и воды — мы и уйдем. Нужен нам их Синоп!
Капитан сказал про уголь. Показал на трубу, на флаг и черный шар…
Турок-чиновник на ломаном русском языке сказал, что доложит своим властям о положении и просьбе русских. А пока он должен осмотреть судно. На нем он видит много военных. Может быть, на судне есть оружие и боеприпасы, это воспрещено. Нельзя! Русские находятся в территориальных водах Турции.
— Проводите досмотр! — разрешил капитан.
Надо отдать турку-чиновнику должное: при осмотре он преобразился. Не ходил, а почти бегал, семеня ножками. Заглядывал во все закоулки и помещения. Один из тяжелораненых лежал, укрывшись с головой плащ-палаткой. Чиновник приподнял ее край, убедился, что под ней человек, и, произнеся, очевидно, извинения, побежал дальше…
Досмотр длился минут двадцать. Один из солдат нашел кожаный красноармейский патронташ с четырьмя обоймами винтовочных патронов, передал чиновнику.
— Патрон? Ружье где? — спросил турок, держа патронташ за кожаный ремешок-подвеску. Тут не утерпел старший лейтенант. Не очень церемонясь, взял из рук чиновника-турка патронташ и выбросил за борт. Пояснил:
— Патроны буль-буль. Ружье буль-буль. В Черном море, понял? И никакого этого… — Старший лейтенант пощелкал пальцами. — Никакого инцидента. Все хорошо. Якши, понял?
Турок нахмурился, хотел рассердиться, но, видно, рассудил, что, если оружие и патроны выброшены в море и на корабле ничего нет, значит, действительно хорошо.