Зеркальное отражение
Шрифт:
Глава 9
Воскресенье, 21.00, Белгородская область, недалеко от российско-украинской границы
Вертолет "Камов-26" с двумя соосными несущими винтами приземлился на залитом ярким светом пятачке, поднимая и закручивая столбы пыли. Подбежавшие солдаты принялись разгружать ящики со связным оборудованием, сложенные в грузовом отсеке за пилотской кабиной. Министр внутренних дел Догин спрыгнул на землю и, придерживая мягкую шляпу одной рукой и полы пальто другой, низко пригнувшись, поднырнул под вращающимися винтами и быстро пошел прочь от вертолета.
Догину всегда нравились временные базы,
Эта база была создана для отработки боевых действий в горных условиях, с использованием методов, разработанных на заключительном этапе войны в Афганистане. Справа от министра, приблизительно в сотне ярдов, тянулись ряды больших палаток, в каждой из которых могло разместиться десять человек – мотострелковое отделение. В каждом ряду было по двадцать палаток, и они уходили в темноту, далеко за пределы круга света прожекторов, чуть ли не до отдаленных холмов. За палатками, на северной и южной оконечностях лагеря, размещались окопы и крытые бревнами блиндажи. В случае войны эти позиции должны были служить для обороны лагеря от партизан. Слева, где простирались ровные поля, стояли танки, бронетранспортеры и вертолеты. Там же располагались столовая, душевые кабинки, разделенные брезентовыми перегородками, яма для сбора мусора, палатки лазарета и склады. Даже ночью здесь кипела жизнь – механизированная, электрическая, бурлящая.
Прямо перед собой на некотором расстоянии Догин увидел древний, но находящийся в идеальном состоянии двухмоторный моноплан "ПС-89", принадлежащий Дмитрию Шовичу. Возле самолета стояли двое часовых с автоматами Калашникова; летчик дежурил в кабине, готовый в любой момент взлететь.
Увидев самолет, министр внутренних дел ощутил в груди леденящий холод. То, что до сих пор было только разговорами, теперь становилось реальностью. Люди и снаряжение уже на месте. Но для того, чтобы достать деньги, необходимые для пересмотра катастрофических результатов выборов, Догину предстоит заключить союз с дьяволом. Оставалось надеяться только на то, что Косыгин прав, и когда придет время, можно будет воспользоваться заранее заготовленным путем отхода.
За складом стояли еще три палатки: метеорологическая лаборатория, вокруг которой были расставлены на треногах приборы, подключенные к компьютеру, центр связи с двумя спутниковыми тарелками, направленными одна на северо-запад, другая на юго-восток, и штаб.
У входа в последнюю палатку стоял генерал армии Михаил Косыгин, широко расставив ноги, сплетя руки за спиной, напряженно вскинув голову. Справа за ним стоял адъютант, придерживая рукой фуражку.
Казалось, генерал не замечал, как ветер треплет полы его мундира и форменные брюки, как бешено хлопает полог палатки. От воронено-черных глаз и глубоко рассеченного подбородка до багрового шрама, пересекающего наискосок все лицо, широкоплечий Косыгин всеми шестью футами четырьмя дюймами своего роста олицетворял могучую, уверенную породу потомственных казаков.
– Добро пожаловать, Николай! – воскликнул генерал. – Рад тебя видеть!
Косыгин говорил, не напрягая связки, но его голос заглушил рев вертолета.
Догин пожал ему руку:
– Я тоже очень рад видеть тебя, Михаил.
– Вот как? В таком случае, почему ты такой мрачный?
– Никакой я не мрачный, – возразил Догин. – Просто дел по горло.
– Ага, великий ум никогда не перестает трудиться. Как Троцкий в ссылке.
Догин сверкнул глазами.
– Мне это сравнение совсем не по душе. Я бы ни за что не
Министр оглядел Косыгина с ног до головы. От генерала исходили сила и обаяние. В молодости он был двукратным чемпионом мира и олимпийским призером по стрельбе из пистолета, чему в немалой степени поспособствовало членство в ДОСААФе, Добровольном обществе содействия армии, авиации и флоту, военизированной общественной организации, которая культивировала среди молодежи военно-прикладные виды спорта. Затем последовала быстрая и блестящая карьера в армии – однако недостаточно стремительная, чтобы удовлетворить непомерное честолюбие Косыгина. Догин не сомневался, что в настоящий момент генералу можно полностью доверять. Он нужен Косыгину, чтобы тот с его помощью перескочил через голову тех, кто пока что стоит выше по служебной лестнице. Но что будет дальше? С такими людьми, как Косыгин, этот вопрос всегда остается одним из самых главных.
Косыгин улыбнулся:
– Не беспокойся. Здесь нет наемных убийц. Только друзья и союзники. Которым надоели всевозможные маневры, которым не терпится заняться чем-нибудь стоящим... но, – его улыбка стала шире, – которые при этом как никогда готовы служить министру Догину.
– И генералу Косыгину, – добавил Догин.
– Ну разумеется. – Улыбнувшись, Косыгин развернулся и предложил зайти в палатку.
Войдя, министр увидел третьего члена этого странного триумвирата: Дмитрия Шовича. Мафиози сидел на одном из трех складных стульчиков, расставленных вокруг маленького зеленого столика.
При появлении Догина Шович встал.
– Здравствуйте, мой добрый друг, – тихо промолвил он.
Догин не смог заставить себя назвать этого изверга "другом".
– Здравствуйте, Дмитрий, – кивнув, ответил он. Министр всмотрелся в карие глаза щуплого Шовича.
Они были холодными, эти глаза, причем впечатление усиливали коротко остриженные платиново-белые волосы и брови. Вытянутое лицо Шовича было начисто лишено какого-либо выражения; кожа казалась неестественно гладкой. Догин где-то читал, что Шович сделал сложную операцию по химическому удалению загрубелой, сморщенной кожи лица, наследия девяти лет, проведенных в колонии строгого режима в Сибири.
Шович снова сел, не отрывая взгляда от новоприбывшего.
– Товарищ министр, вас что-то тревожит.
– Вот видишь, Николай? – подхватил генерал Косыгин. – Это всем бросается в глаза. – Развернув стул, он уселся на него верхом и ткнул в Догина указательным пальцем, при этом большим делая вид, что взводит курок. – Если бы ты не был таким серьезным, возможно, нам сейчас не пришлось бы здесь собираться. Новая Россия любит тех вождей, которые пьют и веселятся вместе с ней, а не тех, кто словно несет на своих плечах весь мир.
Расстегнув пальто, Догин опустился на последний стул. На столе стоял поднос с чашками, чайником и бутылкой водки. Министр налил себе чаю.
– Новая Россия последовала за дудочником, который поведет ее, пьющую и веселящуюся, к разрушению.
– Увы, – согласился Косыгин. – Русский народ никогда не мог решить, что для него лучше. Но, к счастью, сейчас мы поможем ему сделать правильный выбор. Какие же мы благородные!
Шович сплел руки на столе:
– Генерал, во мне нет ни капли благородства и меня нисколько не интересует спасение России. По милости России я девять лет валил деревья в сибирской тайге, пока меня не освободила всеобщая амнистия, объявленная Горбачевым. Я принимаю участие в нашем союзе только на тех условиях, которые мы обсуждали. Вы по-прежнему с ними согласны?