Зеркальные войны. Отражение I
Шрифт:
Лунь Юй прикоснулся к стене и благоговейно опустил голову.
— Мы будем собирать камни. Время почти разрушило этот монастырь, но время — ничто против человеческого разума и упорства. Мы восстановим эти постройки.
Мердок посмотрел на него как на умалишенного.
— Ты собираешься реставрировать монастырь?! Но на это уйдут годы!
— Ты куда-то торопишься?
Мердок не нашелся, что ответить.
Переночевали они в одном из помещений монастыря, где оказались две лежанки, а утром стали расчищать дворик от мусора, который сбрасывали в расщелину за речкой.
Немногословного Лунь Юя было не узнать.
Через три дня Лунь Юй закончил рассказ про первого императора и плавно перешел к конфуцианству.
— Ты, вероятно не знаешь, что принцип жэньтрактуется как гуманность и человеколюбие. Должен ли человек не делать другим того, что не желает себе? Убить в себе враждебность и ненависть — это основное для живущих, говорил Конфуций. Нищего духом легко превратить в раба. Затем следует принцип ли, который предполагает почтительность и этикет. Пойдешь на поводу у животных привычек и сам не заметишь, как превратишься в животное. На всех живущих лежит святая обязанность…
Иногда Мердок выныривал из плавного потока слов, которые склеивал во фразы старик и с издевкой спрашивал:
— Человеколюбие… это мне понятно. Та змея, в яме с отходами, видимо была очень человеколюбива, если не укусила меня?
Лунь Юй бросал на него непонятный взгляд и продолжал свой монотонный рассказ.
Через месяц угол у здания был заложен камнями, весь мусор убран, столы и скамейки отремонтированы, кустарник вокруг монастыря вырублен. Когда они перешли ко второму помещению, Мердок решил бежать. Эта мысль проснулась в нем неожиданно, как бы сама собой в один из вечеров, когда они закончили очередную порцию «трудотерапии» и сидели на каменном крыльце второго здания. Масляная лампа горела на столе за их спинами, над длинными тенями колыхался столб маленьких мошек, привлеченных светом. Лунь Юй неторопливо подносил к губам чашку с чаем, отпивал крохотный глоточек и как всегда рассказывал, на этот раз про прекрасный дворец Императоров Поднебесной, Гугун, крыши которого похожи на золотые волны. Мердок выплевывал чаинки, мошек, которые нахально лезли в рот и рассматривал мостик и дальний конец тропы, по которой они пришли к монастырю. Если глубокой ночью, перед рассветом осторожно выйти из монастыря и, миновав мостик удалиться по тропе хотя бы на несколько километров, то Лунь Юй, как бы хорош он не был, не сможет догнать его. А уж потом!
А вот что будет потом, Мердок представлял себе не совсем отчетливо. Допустим, он сможет выбраться из Китая. Это можно будет сделать через границу с Кореей или Россией. Дальше — Европа. А потом? Ну, Америка, Мексика… И что? Продолжать жизнь в какой-нибудь вонючем мексиканском городишке, надираясь по вечерам виски и ожидая прихода старости, а в итоге смерти? Нет, не тому его учили в Ленгли. Скорее всего он начнет свою игру. С кем в союзе пока непонятно, но против кого ясно вполне определенно. Так может с китайцами и попробовать раскинуть карты? Не годится. В союзе с ними он будет вынужден играть по их правилам. А ему нужна его игра!
Той же ночью Мердок долго не мог заснуть и ворочался на лежанке чаще обычного. Кажется, можно будет встать с ложа не производя особого шума. Вот только один край поскрипывает иногда. Ничего, что-нибудь придумаем!
На следующий день Мердок рассмотрел тропу и выход из долины поподробнее. Ночь будет темной, надо посчитать сколько шагов до первого поворота, где находятся валуны и россыпи мелких камней, чтобы не терять время на поиски правильной дороги. Затем, во время вечерней уборки помещения он мокрым веником побрызгал на скрипучий угол постели. Присел на край, встал и с удовлетворением отметил — скрип прекратился.
Вечером, выслушав очередную лекцию Лунь Юя про даои великого Лао Цзы, Мердок посмотрел на черное, без единой звезды небо и решил — именно сегодня он уйдет из этой долины, подальше от полуразрушенной копии мини — Шаолиня и этого слегка чокнутого старика. Найдет продолжение тропы среди скал, затем четыре-четыре с половиной часа, или около тридцати тысяч шагов в направлении на юг, откуда они шли к монастырю. А там уже и солнце начнет вставать, а значит нетрудно будет найти горную дорогу, по которой его привезли на повозке тридцать пять дней назад. А потом куда идти, он решит на месте.
Ночью небо так и не очистилось от плотного низкого облачного покрывала. Лунь Юй, совершив перед сном непременный ритуал разглядывания плавно текущих вод речки и колыхания лилий в крохотной заводи, ушел к своей лежанке в углу и сложив руки на груди закрыл глаза. Мердок принял такую же позу и стал считать удары сердца.
Когда счет достиг десяти тысяч, он осторожно повернулся на бок. Лежанка не скрипнула. Мердок переместился всем телом на один край, сполз на пол и по сантиметру стал двигаться к выходу, трогая темноту растопыренными пальцами.
Вскоре рука нащупала сырые прутики веника, который стоял около дверного проема. Мердок змеей прополз в приоткрытую дверь, спустился с крыльца и пружинисто ступая пошел по направлению к мостику, на звуки текущей воды.
Он прошел по коридору между скал к выходу из долины и оглянулся.
Тучи не рассеялись, но их ватный слой стал тоньше. Свет от луны, расплывчато-желтый, как пятно пролитого апельсинового сока тускло лился на горы. Неширокой лентой внизу текла река и искры от бурунчиков на ее поверхности мерцали как светлячки в брачном танце.
Внезапно Мердок почувствовал непонятно отчего возникшее чувство одиночества и поразился этому. Откуда такие эмоции?! Может тишина и темнота действуют так, или предчувствие грядущих перемен? Странно! Никогда раньше не наблюдал он за собой ничего, кроме умения мыслить логически и совершать арифметически выверенные поступки.
Он пожал плечами и быстро, считая шаги, пошел по едва заметной тропе в горы.
Когда позади было чуть больше трех тысяч шагов, Мердок ощутил усталость. Была пройдена всего-то десятая часть пути. Он сел на валун и успокоил зачастившее сердце. Чтобы не сбавлять темпа поел риса с овощами, которые приготовил еще с вечера и снова продолжил путь.