Зеркальный лабиринт
Шрифт:
Много лет прошло с той трагедии. Анхель женился, вырастил трех дочерей. А сердце все равно хранило образ той, первой любви… Будто заклятое помнить Марию вечно.
Однажды, в день, когда Анхель принимал у строителей отделку дома, ему померещился в полумраке одной из спален полупрозрачный силуэт в развевающемся от ходьбы длинном платье. Мария?.. Мгновение, и фигура пропала в зеркале ванной. Конечно, было это не чем иным, как игрой воображения, ведь Анхель не раз попробовал представить Марию тут хозяйкой. Мираж миражом… Но Анхель на всякий случай попросил рабочих вделать все зеркала в доме
Только одно зеркало он снял и убрал в подвал. То самое, проклятое. Выжившее в первом пожаре. Почему он не выбросил его сразу? Почему, будто повинуясь чей-то странной воле, отнес его в подвал? Почему?
Кряхтя, Анхель поднял зеркало с тем, чтобы отнести его на свалку. Собственно, за этим он и спустился. Пожилой мужчина направился к лестнице и вдруг увидел возле стеллажей тоненькую фигурку в белом платье. «Мария?» – подумал он, решив, что в подвал спустилась его младшая дочь.
– Мария… – прошептал он, приглядевшись и узнав ее – другую Марию.
Я ушла. Я вышла из нее, восхищенная ее смелостью, стремлением не сдаваться, ее находчивостью и рискованностью. Броситься в огонь, зная, что шансы спастись ничтожно малы, но лишь бы выгнать меня из тела. Выбрать смерть, но не проживать чужую.
Я ушла. Не потому, что страх огня выгнал меня из ее брошенного на погибель тела. Я ушла, осознав, что, живя в нем, я бы не получила заветного цветка: губы желанного мужчины никогда бы не прошептали мое имя. На них вытатуировано другое – той девушки.
Я ушла и потому, что поняла, что дом без меня погибнет. Я – его душа, его сердце, его хранительница, его настоящая хозяйка. Этот дом – мой настоящий цветок, который подарил мне мой ангел. Мой Анхель. Буду жива я, будет жив дом, будет расти цветок.
Ушла, зная, что лишь я могу оберегать дом от зла: открывать и закрывать коридоры, наблюдать, предупреждать… Вот настоящее предназначение Печальной Сеньориты!
Я вернулась в свои коридоры, которые уже не казались такими холодными, как раньше. И мой мир стал больше похож на пробуждающийся от зимы: тает лед, появляются краски, воздух наполняется запахами, теплеет ветер. Зло попало в ловушку. Тот парень вливал не кровь, не жизнь, а нечто более опасное для зла – свою любовь. И раненное его любовью, ошпаренное горячими чувствами, отравленное принесенной в жертву кровью, зло ушло из этих коридоров.
А я, Печальная Сеньорита, останусь тут – хранить мой дом….
Я, его хозяйка, вышла из коридоров и прошлась, стараясь оставаться незамеченной для рабочих, по своим владениям. И когда спустилась в подвал, увидела его. Моего ангела. Анхеля.
Это был печальный обед. Плакала душа, плакали мои сухие глаза, плакали мои тронутые улыбкой губы. Я слушала Давида, но думала лишь о том, что завтра – все… Зимние объятия
Там, в Москве, осталась Дуся, она тоскует по мне. Я и так задержалась дольше, чем предполагала. Там, в моей семье, готовятся к празднованию маминого юбилея, и я просто не могу на нем не присутствовать, а так задержалась бы в Санроке еще ненадолго… В Москве вроде как моя жизнь, но похожа она на выстуженные зеркальные коридоры. Теперь моя настоящая жизнь только там, где Рауль.
– Эй, принцесса… – услышала я его шепот, и теплое дыхание тронуло мочку уха. – Ты чего загрустила?..
– …А она вцепилась в тебя, как кошка! – продолжал Давид, размахивая руками. – Я ее отдираю, ору ей, чтобы выпустила. А она держится, и все тут! Ну все, думаю, будет нам не один «труп», а два.
Рауль засмеялся, я же толкнула его в бок и покраснела. То, о чем мне бы хотелось забыть, Давид, напротив, вспоминал чуть ли не с удовольствием. Извращенец! Получил свою порцию адреналина! Напомнить, что ли, ему про пижаму? Подговорить Лауру из мести подарить ему похожую? Впрочем, клетчатая кепка, которую Давид надел сегодня для «стиля», составила ночной одежде достойную конкуренцию.
– Мы орали, орали, но вы нас и не слышали. В том дурацком доме даже противопожарной сигнализации установлено не было! Я потом хозяину все высказал! Счастье, что уже тогда, когда дым пополз в подвал, появилась связь, и мы вызвали пожарных. А то не знаю, чем бы наши приключения закончились…
– Лаура задерживается, – проговорила я, дабы прекратить этот неприятный разговор. И так грустно, не хочется вспоминать плохое.
– Я сейчас ей позвоню, – с готовностью выхватил телефон Давид. – Куда это годится… Сказали же, что в два – обед, значит, в два.
Он пригласил нас на прощальный, перед моим отлетом, обед в ресторан своего дяди, пообещав угостить какими-то особыми блюдами.
– Привет! – показалась улыбающаяся Лаура за спиной Давида в тот момент, когда он сосредоточенно слушал длинные гудки в своем телефоне.
– Ау, дядюшка Давид! Я ту-ут, – пропела девушка. И, сменив тон, скривилась: – Боже, Давид, где ты взял эту кепку? Ты в ней похож на пеликана!
– Почему… на пеликана? – в первый момент растерялся парень. Но тут же пришел в себя и гаркнул почти на весь ресторан:
– Лаура, не заставляй меня вспоминать прилюдно опять твои розовые трусы, сверкавшие из ветвей деревьев! Или, постой-ка, в другой день были уже малиновые? Точно! Малиновые!
– Козел, – буркнула Лаура, сердито плюхаясь на стул рядом с Давидом.
– Ну-ну, – добродушно рассмеялся парень. – Шучу, шучу! У тебя сроду не было малиновых трусов. Разве что… фиолетовые. Нет? А какие? Зеленые?..
Лаура в сердцах швырнула в Давида салфетку. Но он захохотал и сгреб хрупкую девушку в свои медвежьи объятия.
– Я знаю, что мы им подарим на свадьбу, если они когда-нибудь поженятся, – шепнула я Раулю. – Побольше тарелок. С таким темпераментом в их доме посуда быстро закончится.
– И никаких ножей и вилок! – поддержал меня Рауль. – Правда, боюсь, Давид впадет в депрессию от перспективы есть чудесное нежное рыбное филе суповой ложкой.