Зеркало Иблиса
Шрифт:
– Не ваше дело… – резко прервал его Фрисснер, а затем более вежливо добавил: – Это война, Юлиус, вы лучше меня знаете, что это означает.
– Да, – тихо отозвался профессор. – Именно, что… лучше вас.
Он позеленел и сделал судорожное движение, словно стараясь удержать что-то внизу живота, но не ушел. Замке смотрел, как Ягер подошел к четырем фигуркам, что-то сказал по-арабски, прохаживаясь у них за спинами. Пленные молчали.
– Так я и думал, – заявил Ягер облегченно. А затем легко, словно мяч на футбольном поле, ударил ближайшего к нему араба под копчик носком сапога.
Человек вскрикнул и повалился на песок лицом, повернулся на бок. Скрючился.
– Руки держать за головой, – мягко напомнил штурмбаннфюрер и пнул упавшего в коленную чашечку.
– Точно лепит, – со скрытым восхищением произнес Богер. Его рука была забинтована. Тот араб, которого застрелил Ягер, успел зацепить Макса кончиком своего кинжала, серьезно поранив запястье. – Специалиста видно за версту.
Замке что-то прошипел и отковылял за грузовик.
– Чего это он? – поинтересовался Богер.
– Ты бы держал язык при себе, Макс, – раздраженно посоветовал ему Фрисснер. – С нас хватит одного пугала.
– Понял, – невозмутимо ответил Богер и отошел к Каунитцу. – Ну и как?
– Тормозные шланги перерезали, сволочи. – Каунитц сплюнул. – То ли вспоротого колеса мало показалось, то ли просто случайно маханули… Хотя, как это можно сделать случайно, я не понимаю. И главное, зачем? Если они нас просто ограбить хотели, так какого черта?! Им что, грузовики не нужны?
– Ну вот сейчас наш бравый штурмбаннфюрер это и выясняет… – ответил Богер, садясь на песок и приваливаясь к снятому колесу. – У тебя сигаретки не будет?
– Возьми сам, в кителе, – сказал Каунитц, посматривая в сторону Ягера. – Лихо…
Пленные молчали.
Точнее, не так.
– Они не молчали, а мололи всякую чушь. Всякий вздор, которому бы не поверил даже новичок.
Штурмбаннфюрер Людвиг Ягер новичком не был. Если врать, так вместе, так, чтобы все концы сходились. А этого и в помине не было у четырех арабов, которых он допрашивал. Арабы путались, бредили о каких-то деньгах, которые есть в грузовиках, брали на себя все самые страшные грехи, обвиняли друг друга, клялись пророком.
«Грабить? Да! Хотели ограбить!»
«Убивать? Да! Всех хотели убить!»
«Зачем? Машины забрать! Хотели забрать!»
«Колеса вспороли?! Вспороли!»
«Зачем? Чтобы не уехали!»
«Зачем? Чтобы не убежали!»
«Зачем?!!! Убить всех хотели!»
– Пророком клянусь, все он, все Сулик, он сказал!!! Пойдем, сказал, отнимем деньги, золота там много! Воды! Оружия! Ох, не бей, господин! Ох!…
Это было вдвойне подозрительно – брать на себя обвинения… Да так легко… Не то чтобы это невозможно. Нет, это очень даже может быть, особенно в случае, когда хотят прикрыть малым грехом более значительный.
Ягер пошел на новый круг. Уже с тремя пленниками. Один ухитрился умереть, хотя штурмбаннфюрер делал все возможное, чтобы этого не произошло. Пленники не должны умирать случайно.
– Собака! – воскликнул Ягер, отпустив бессильную голову умершего. – Вы у меня заговорите.
И когда он с окровавленной монтировкой в руке подступил к трем оставшимся, они закричали, как дети, сбиваясь в кучу.
На их лицах был написан такой неподдельный ужас, что Ягер даже остановился, озадаченный таким поведением. Потом он понял, в чем дело…
Пленники кричали, надсаживая и без того сорванные голосовые связки, глядя ему за спину.
Людвиг медленно обернулся… И увидел Муамара, неслышно подошедшего сзади. Глаза Муамара…
– Стой! Держи их! – Это кричали часовые.
Двое пленников кинулись по пескам за ближайшие дюны. Обхватив головы руками, они бежали, вопя на разные голоса, словно увидели самого страшного шайтана…
Тот, что по вине Ягера уже не мог встать на ноги, полз за своими убежавшими товарищами, что-то крича им вслед.
Грохнули выстрелы. Две фигуры по-птичьи дернулись на фоне голубого неба. Ягер сплюнул. Догнал ползущего, прижал лицом к песку.
– Ты у меня, собака, все расскажешь. Ты будешь жить долго, достаточно долго, чтобы рассказать мне все. Слышишь, ты? Я буду тебя лечить, я буду тебя кормить, поить… И пытать так, что ты позабудешь все, но даже это расскажешь мне. Понятно?
Араб судорожно задышал. Потом поднял голову вверх, оскалился остатками зубов и обмяк.
– Эй… – Ягер потряс пленного. – Эй! Чертовщина!
– Он вскочил, пнул труп ногой.
– Ну! И от чего умерла эта сволочь?! Команда молча смотрела на него.
– Что вы вытаращились?! Я не нанес ни одной смертельной раны! Уж я – то в этом кое-что понимаю! Идиоты! – Он подскочил к Муамару, который собирался развести костер, чтобы вскипятить воду. – Почему они убежали?! Почему они убежали, черт подери?!
– Штурмбаннфюрер… – осторожно подал голос Фрисснер.
Ягер махнул рукой:
– Знаю я! Я его не трону, можете мне поверить, я не псих какой-нибудь. Я хочу получить ответ.
Муамар сделал два непонятных жеста и снова занялся костром.
Ягер опустил плечи, отошел к грузовику и повалился на песок рядом с Богером. Тот предложил ему сигарету. Макса явно поразили способности штурмбаннфюрера к допросу.
– Что он сказал?
Ягер пожал плечами, выдохнул клуб дыма:
– Он сказал… Он сказал, что они испугались. Бред какой-то… Испугались…
44
И Он подчинил вам то, что в небесах, и то, что на земле.