Зеркало Мерлина
Шрифт:
— это не для нас. Пусть трижды проклятая девка-саксонка, покорившая короля, пробует эти штуки.
Мирддин слышал рассказы, что именно королева дала яд, которым отравили старшего сына Вортигена, тем самым начав восстание против короля.
— Господин, — ответил он, — я не колдун. И прошу только позволения вернуться домой.
Ему показалось, что во взгляде Амброзиуса мелькнуло любопытство.
— В тебе кровь Найрена, благородного воина и верного человека. И возраст твой позволяет владеть оружием. Если хочешь, я возьму тебя
— Господин, ты оказываешь мне великую честь, — Мирддин поклонился. — Но я не человек меча. Моя служба тебе будет иной.
— Какой еще иной? Разве ты бард и имеешь власть над словами? Мальчик, тебе нужно долгие годы учиться, чтобы стать бардом. А я не король, чтобы посылать к врагам оратора, а не войско. Я не назову тебя трусом: по всем данным ты был в смертельной опасности и вышел невредимым благодаря лишь разуму. Но наше время — это время оружия против оружия, и саксы совсем не слушают слова, как хотели бы многие наши.
— Господин, ты говоришь о колдовстве, но во мне живет дар предсказания. Ты и его считаешь злым?
Амброзиус долго молчал, потом ответил более спокойным, рассудительным голосом:
— Нет, я не отрицаю, что в предсказаниях бывает и истина. Но все равно они вредны: если человек знает, что его ждет победа, он будет сражаться менее отчаянно; если он знает о поражении, то тем более храбрость покинет его, и он готов будет отказаться от битвы. Поэтому я не желаю знать, что ждет впереди, не желаю советоваться с авгурами, как делали в легионах в прежние дни. Я думаю, ты прав, Мирддин из дома Найрена. Если такую службу ты предлагаешь мне, я должен отказаться от нее. И тогда тебе лучше уехать.
Ты сделал предсказание перед силами Вортигена и этим послужил нам, за это спасибо. Мы будем сражаться за победу красного дракона, но без колдовства. Тебе дадут лошадь, припасы, и уезжай от нас поскорей.
Так Мирддин, увезенный из гор испуганным, ошеломленным пленником вернулся туда по-прежнему мальчиком по внешности, но разумом и духом он стал другим. Тот, кто взывает к таким Силам, как он, в одно мгновение перескакивает от детства к взрослости и никогда не возвращается к прежнему. У Мирддина было достаточно продовольствия, и он не стал заезжать в дом клана, а направился прямо к пещере.
Отпустив лошадь пастись на небольшой полянке перед склоном, в котором находилась пещера, он пробрался через расщелину и оказался перед зеркалом. Идя по пещере, он понял, что что-то в ней изменилось, хотя на первый взгляд все оставалось прежним: огоньки все так же мелькали на машинах; как всегда, на него смотрело его собственное отражение.
Сила воли, поддерживавшая его в пути от города, откуда был изгнан Вортиген и где теперь стоял лагерем Амброзиус, покинула мальчика. Он упал на скамью перед зеркалом, охваченный усталостью, опустошенный, не в силах думать.
Но беспокойство не оставляло его. Даже в этом тайном месте что-то было не так. Мирддин порылся в седельном мешке, отыскал кусок сухого хлеба и маленькую кожаную бутылку кислого вина. Запивая хлеб вином, он ел только потому, что знал: тело его нуждается в пище.
Жуя, Мирддин смотрел в зеркало и видел собственное отражение: маленькое, смуглое, со спутанными волосами с лицом, которое — он теперь ясно видел это — отличалось от лиц окружающих. Идет ли это отличие от его небесного отца? Среди множества изображений, которые показывало ему зеркало, он никогда не видел других людей.
Мальчик устало жевал, время от времени оглядываясь. Хотя пещера отражалась в зеркале, его не оставляло ощущение, что он не один. Как будто слабый запах в воздухе. Он обнаружил, что принюхивается, как охотничья собака.
Удовлетворив голод, Мирддин начал осматривать все закоулки пещеры. Никого.
Но, может, чужак был здесь раньше? Как он мог тогда почувствовать его присутствие? Мирддин снова сел на скамью перед зеркалом, обхватив голову руками. Некоторое время он сидел, погрузившись в мысли о будущем.
Послышался резкий звенящий звук, как будто ударили куском бронзы о другой металл. Мирддин поднял голову. Зеркало проснулось, его изображение исчезло с поверхности. Вместо него знакомый клубящийся туман. Он сгущался, темнел…
Он смотрел на девушку. Держалась она напряженно и как будто к чему-то прислушивалась. За ней виднелась хорошо знакомая местность — склон, в котором расщелина, ведущая в пещеру.
Но эта девушка не из дома клана! Тело у нее стройное, еще без женской округлости. Кожа бледная, цвета поблекшей слоновой кости, а волосы черные. Но в этом черном облаке волос сверкают какие-то странные красноватые искры.
Лицо у девушки треугольное, скулы широкие, подбородок заостренный. Мирддин вдруг понял, что у него такие же черты лица.
На ней простое платье4 в зеленом прямоугольнике прорезали дыру для головы, у талии платье перехвачено серебряной цепочкой. Невысокие сапожки с тем же украшением на ногах. Никаких браслетов или ожерелий.
Девушка рукой с длинными пальцами убрала с лица волосы и посмотрела с зеркала прямо на Мирддина. Ему показалось, что она его видит. Но в глазах ее ничего не отразилось.
В простом платье, юная, она казалась неуместной в этой пустынной местности, и все же в ней чувствовалась власть, как у дочери вождя. Мирддин ближе придвинулся на скамье, чтобы лучше разглядеть ее: девушка странно привлекала его, больше, чем любая другая. Кто она? Как попала в горы? Гостит в доме клана? Но в эти дни, когда по дорогам бродят разбойничьи отряды девушки не покидают безопасные убежища.
И тут послышался знакомый голос, источник которого Мирддин так и не установил:
— Это Нимье. Она проклятие Мерлина. Она из племени Других.