Зеркало миров
Шрифт:
Покидали таможню Ислуин и Лейтис под гробовое молчание... если не считать завываний главного худуди. Который то пытался привести в чувство пьяного в зюзю мага и кричал, что сгноит негодяя, который не защитил любимого начальника, в тюрьме, то начинал причитать, жалуясь верховному богу Таджу на несправедливость судьбы, и проклинал ночных демонов - только эти злобные твари могли так жестоко проклясть несчастного. Когда пограничный пост остался позади, Лейтис попросила объяснений, она почувствовала заклинание, но разобраться не смогла. Магистр рассказывал весело, с удовольствием, на ходу рисуя в воздухе картинки-пояснения. А под конец злорадно добавил: "Исчезнет только когда толстяк исправиться. Вот только мужчины к этому моменту волновать его уже не будут".
Кроме хорошего настроения и подорожных невезучий худуди-баши сделал ещё один подарок - целую стопку бланков "на все случаи жизни", а также слепки печатей. Магистр был доволен, это куда быстрее и проще, чем изготавливать подделки "с нуля". А в том, что путешествовать в нынешнем статусе нельзя, они убедились в первой же деревне. В мире Ислуина к иностранцам в Южном союзе относились пусть и настороженно, зато без неприязни - для поданных падишаха любой чужак был не человеком, а что-то вроде родственника ночных демонов. С таким разговаривали, с ним торговали. Но едва повернётся спиной, тут же принимались творить знаки, отгоняющие зло. И это возле торгового тракта с Империей - а что будет в глубины страны?
До первого более-менее значительного города пришлось добираться несколько дней - продавать лошадей или ослов чужакам отказались: падишах ввёл новый указ, согласно которому такая покупка теперь регистрировалась у местного судьи-кади. Потому связываться с иностранцами боялись. Зато недалеко от городских стен удачно расположился крупный караван-сарай, где можно заняться документами. Гостиница стояла на перекрёстке нескольких дорог, потому, не смотря на зимнее затишье, народу всё равно было много. Гам, крики торговцев, слуг, рабов, лай собак, рёв ишаков и верблюдов. В магическом эфире - такой же кавардак, трутся друг о друга, сталкиваются и отскакивают заклинания от насекомых и воров в стенах и заборе, амулеты торговцев, обереги на тюках с товаром и метки хозяев на ошейниках невольников. Добавить беспорядок от расположенного рядом базарчика, где путникам предлагают любой товар от старого халата и свежего изюма до женщины на ночь... В здешнем хаосе можно заниматься чем угодно, от вызова тёмных демонов до заговора против падишаха - никто не обратит внимания. Конечно шпиков и доносчиков в таких местах тоже через одного, но в комнаты никто не полезет - по законам Шахрисабза заплативший за номер имеет право зарубить даже хозяина караван-сарая, сунься тот без спроса. А скрыть свои занятия от разных наушников и подглядчиков умений и опыта у магистра хватит, не впервой.
Новую личность Ислуин выбирал себе долго и придирчиво, нужен статус, который дозволяет открыто носить оружие. Но такой, чтобы его проверяли не слишком тщательно. К тому же требовалось соответствовать не только обликом, но и манерами - а обычаи центральных провинций отличались от знакомых магистру изрядно. Да и с внешностью возникла неожиданная заминка: если цвет кожи и черты лица подправить было несложно, то чёрная краска на волосы ложиться не захотела - горящий внутри каждого эльфа огонь Жизни пропитывать организм чужеродными составами отказывался. Сменить же пигмент "естественным" путём магистру оказалось не под силу. Голову пришлось брить, а такая причёска оставляла единственный вариант - второй сын купца или, как их здесь называли, савдогара. Живёт его "семья" в предгорьях Рудного хребта, потому все несуразицы легко списать на "дурное влияние диких горцев". Облик торговца удачно подсказал и повод для путешествия к океанскому побережью: юношу отправили набираться опыта и заодно поискать новых торговых клиентов и партнёров. Ведь согласно местным обычаям вести предварительные переговоры главе семьи или старшему сыну - несолидно.
Для Лейтис всё было проще, она могла стать только телохранительницей-корддами: за мальчика её не выдать, в Шахрисабзе принято мыться в общественных банях даже слугам и домашним рабам. И пропустить омовение в новом городе подозрительно, в купальнях узнают новости и заводить контакты. А свободной женщине запрещено касаться оружия, к тому же с открытым лицом на улицу выходили только старухи и девочки младше семи лет. Да и объяснить, зачем юноша из хорошей семьи взял с собой в путешествие родственницу или наложницу - невозможно. Зато корддами следует за хозяином неотступно, она может пройти даже в отхожее место - и никто не будет против, разве что посмеются над страхами молодого господина. А может, наоборот похвалят, поданные падишаха любят решать трудности с помощью стали в спину. Статус телохранительницы заодно решал проблему с внешностью Лейтис - школы корддами частенько покупали кандидаток не только у родителей, но и на рабских базарах. А юный возраст удачно дополнит легенду - опытную храну не может себе позволить даже прямой наследник, не то что второй сын. Зато молоденькая выпускница вполне по карману.
Подделки вышли на славу, а базар удачно снабдил всем необходимым - пусть для этого пришлось два дня закупать вещи и "образцы товаров" под разными личинами. Зато едва караван-сарай скрылся из виду, чужаки из Империи немедленно исчезли, и вместо них появился молодой господин Сафар. По наказу достопочтенного родителя он едет искать достойных покупателей на ткани, которые его семья изготавливает в своих мастерских и покупает у горцев. Без труда теперь удалось купить и коней вместе с вьючными ишаками, соплеменнику их продали легко. Хотя торговаться с лошадником "для легенды" пришлось чуть не полдня. И теперь небольшой караван степенно ехал от селения к селению, от города к городу. Можно радоваться... вот только очень уж раздражала частая перемена погоды: войны за венец правителя разрушили оросительные каналы по всем южным провинциям, а человеческая жадность высосала из тамошней земли оставшиеся соки - потому отделявшая Шахрисабз от Заповедного леса пустыня изрядно выросла, испортив климат и насылая засухи.
Во владениях падишаха Ислуин был впервые, потому с интересом наблюдал за смуглыми людьми, так похожими на глину - из которой, по преданию, и сотворил их бог Тадж. Вдохнув душу в слепленные братьями фигурки. Что-то осталось таким же, как и на родине, что-то изменилось... словно смотришь на знакомый предмет в кривое зеркало. Те же бесконечные мосты на дорогах - горбиками перепрыгивают через арыки, вдоль которых высятся древние карагачи с чернеющими на сучьях огромными гнездами аистов. Те же голые зимние сады и поля - разве что земель под ячмень и пшеницу отведено куда меньше, теперь больше растят хлопок. Как и в его мире, вдоль дороги стоят небольшие деревни с домами-мазанками, разве что выглядят куда беднее - амбаров под зерно почти нет, и скот здешние дехкане стараются не держать. В городах неизменные улочки, где арба, проезжая, боронит по обе стороны глиняные заборы, а на площадях - высокие минареты с узорными изразцовыми шапками, на которых утром и вечером горит огненный блеск зари. И откуда жрецы-улемы каждое утро и вечер призывают молиться Таджу. Не изменились ни дымные чайханы, где можно заказать и душистый настой, и жирный плов, ни пестрая сутолока базаров, где бойкие зазывалы кричат, расхваливая лучший в мире товар: от медных кувшинов до шёлковых платков и шитых золотом халатов.
Вот только люди совсем другие. Ислуин помнил детей Таджа иными: полными смелости, честного лукавства и благородной хитрости. Они гордились своей родиной и потому великодушно относились к любому чужаку. Пусть восхитится красотой девушек, что по весне, сняв платки и сменив платья на шаровары, соревнуются в лихих скачках. Пусть склонится перед мудростью улемов, когда седобородые старцы затеют диспут о толковании священных книг или об устройстве мира. Пусть позавидует мастерству чеканщиков и оружейников, чей дамаск спорит с булатом гномов. Бывало, города Южного союза ссорились между собой - но сразу забывали обиды, едва враг ступал на их землю. Во время первого нашествия армия орков сумела войти в страну - обратно не вернулся ни один завоеватель.
Здесь всё было по другому. Здесь правили трусость, жадность и зависть. Каждый, от правителя города до нищего дехканина знал, что главная добродетель - вовремя склонить голову перед высшим и хлестнуть плетью низшего. Улемы больше не спорили в поисках истины, зато призывали не раздумывая следовать воле падишаха, объявляя её божественным законом. Здесь больше не гордились своим величием - а презирали чужаков, боялись и завидовали соседям. От полного разорения падишаха спасал только хлопок, который охотно покупали и в заснеженных владениях ярлов севера, и на островах благодатного юга. А государство от гибели - непроходимые пески и то, что искусство строить дальние порталы прочно забыто. Но если оркам удастся как-то пересечь пустыню, то страна падёт сразу: шахрисабзсцы предпочитали от любой беды прятаться поодиночке, надеясь, что смертный покров заденет только соседа. Прежних южан Ислуину напоминали только горцы - не зря жители равнин ненавидели их даже больше, чем пришельцев из других краёв.
В нужный город попасть не удалось, там начались волнения среди крестьян и ремесленников. Для страны такие регулярные, но бессмысленные и бесцельные бунты в отдельных провинциях были привычны, как привычен и результат: сожгут с десяток домов самых ненавистных кади и вельмож, поверят обещаниям посланника шаха "наказать и разобраться" и разойдутся по домам. Спустя пару недель через одного "бунтовщики" окажутся на каторге или в рабском ошейнике (и не важно, громил ли ты дворец эмира или сидел в это время дома), а оставшимся посадят на шею нового взяточника - и всё потечёт по-прежнему. Вот только ждать, пока всё успокоится, Ислуин не мог, да и расспрашивать боящихся собственной тени людей трудно. Оставалось только развернуть коней и ехать прямо на запад, досадуя о бестолково потерянных днях.