Зеркало Триглавы
Шрифт:
Парень внимательно посмотрел на набычившегося друга и примирительно поднял руки в знак того, что он сдается, и больше спорить не будет:
— Все, проехали, — но не утерпел, — а ты сам чего ж в прошлое рванул?
Пацан мигом сдулся, как проколотый воздушный шар:
— Дети у нас такие же, как везде… Непослушные…
— Это ты дите? — расхохотался Антон, — ну не придуряйся. Между прочим, ты вполне совершеннолетний. Сколько тебе?
— Через три месяца семнадцать будет…
— У некоторых народов человек в тринадцать лет считается взрослым. Да и вообще, Тимка, ты посмотри на себя.
— Мне страшно представить, что меня ждет дома…
— Раньше думать надо было. Надеюсь, не расстрел, — озабоченно сказал Антон. В душе он был не рад, что затеял этот разговор.
— Смертная казнь отменена давным-давно. Не гуманно.
"Ну, что ты с ним будешь делать, шпарит прямо, как по писаному. Неужели там все так уверены, что нет другой альтернативы развития общества, что их благоденствие единственный возможный вариант светлого будущего? Тьфу… Тимкина убежденность прилипчива. Я и сам уже начал думать словами газетной передовицы. А вдруг там и, правда, все так чудесно?.. — Антону захотелось на минутку перенестись лет этак на триста-четыреста вперед, в середину двадцать второго века, и хотя бы одним глазком взглянуть, какой станет Земля. — Нет, и не мечтай… хватит тебе этого приключения. Выбраться бы без потерь. Птаха вон недосчитались, кто следующий?".
Он толкнул повесившего голову Тимофея.
— Ну что, на войне, как на войне? Думаем только о настоящем и не заморачиваемся лишними фантазиями. Что-то тут подозрительно тихо, а ведь мы оба слышали вопли вслед. Пошли, что ли, дальше?
— Может, передохнем?
— Привал делать не будем, — жестко сказал Антон, — будем идти, пока не упадем.
— Но почему? — совсем жалобно спросил Тимофей.
— Не хочется терять время. А ты браслет пощелкай, да выбери кого-нибудь, лишь бы тебе идти было полегче.
— Не получится, — мальчишка потряс рукой перед самым носом друга, — видишь, заряд кончается.
— Какой заряд? — не понял парень. Ничего необычного в браслете он не увидел, отдельные сегменты его отсвечивали желтоватым светом. А вот по-прежнему или нет, Антон не понял. На свету бы глянуть, для сравнения.
— Обыкновенный, а ты что думал, он от вечного двигателя работает? Я тут уже сколько? Да ещё и без конца превращался…
— Понятно, батарейки в комплект не входят. Сильно устал?
— Угу, и помыться бы не мешало.
— И поесть… — размечтался Антон.
— Не напоминай, — в животе мальчишки предательски забурчало.
— Пятнадцать минут отдыха, и следующий марш-бросок.
Пацан мешком свалился, где стоял, растянувшись поперек тоннеля:
— Хорошо как… — Холодный камень показался ему нежнее самого мягкого ложа.
— Ноги подбери, наступит кто-нибудь…
Тишина в ответ.
Антон усмехнулся: — "Совсем замаялся, даже не стал спрашивать, чем я пятнадцать минут отмерять буду. Ладно, пусть спит, — прислушался к тихому посапыванию, — такое ощущение, что заснул в падении… Главное, самому не задремать".
Он передвинул Тимофея с прохода (тот даже не шевельнулся), уселся рядом, прислонился к стене и отпрянул. Зараза, холодная, как лед… и мокрая. Ну так даже лучше, наверняка не заснешь… Уставился в темноту —
Сон был путаный — Антон бежал по бесконечному лабиринту, кружа в извивах сумрачных галерей, спасаясь от невидимого Нечто. Страх гнал его вперед, не давая передышки. От ужаса кровь вскипала в жилах и фонтанчиками выплескивалась через поры кожи, оставляя позади дымящуюся багровую дорожку. Ещё один поворот — через пару шагов парень уперся в глухую стену, раскинул руки, ладонями почувствовал равнодушный камень. "Вот и все, отбегался, — парень развернулся, — глупо, но хоть лицом к лицу смерть встречу". Сомнений в том, что настал последний миг его недолгой жизни, у Антона не было. От поступи приближающегося дрожала земля под ногами, затхлый воздух дрожал от палящего ветра, несущегося впереди преследователя. От смрадного дыхания Зверя, заслонившего необъятной тушей проход, тоскливо сжалось сердце. Парень малодушно закрыл глаза…
… и вскинулся резко, просыпаясь. Вокруг все ходило ходуном — стены тряслись, как в лихорадке, осыпаясь мелким камнепадом, издалека доносились гулкие хлопки, схожие с отголосками взрывов, порывами налетал горячий ветер, который сушил и без того словно подвяленные губы.
Тимофей безмятежно раскинулся рядом. И ничто ему не мешало — ни жесткое ложе, ни отзвуки далекой канонады, на острые камешки, осыпающиеся с разрушающегося свода, ни крик Антона — "Тимка, подъем, тревога".
Взбешенный от собственного бессилия (нашел время спать!), парень подхватил друга, встряхнул. Голова мальчишки безвольно мотнулась из стороны в сторону. Антон перекинул пацана через плечо, перекосился от тяжести тела и двинулся подальше от эпицентра катаклизма. Что там творится, разбираться не хочется, ноги бы унести подальше.
Нет, так дело не пойдет. Парня шатало из стороны в сторону. Мальчишка, хоть и тощий, оказался невероятно тяжелым. Или это я так ослабел? Он небрежно уронил Тимофея на пол. Ничего, небольшая встряска пойдет ему на пользу.
— Что, уже пора вставать? — Тимка с закрытыми глазами сидел, покачиваясь, как китайский болванчик. — А ещё пять минут?
— Через пять минут тебя завалит с головой, — заорал Антон, сраженный пофигизмом пацана. — Глаза протри, засоня!
— Ой-ё, — протянул мальчишка, чуток разлепив веки, — а что это?
— Это трындец, — сообщил парень, — а если будем копаться, то полный. — Тимофей вскочил на ноги. — Ну, слава богу, дошло… А теперь беги, кролик, беги, насколько хватит сил.
— Все, — Тимофей уцепился за стену, прижался к ней лбом, — больше не могу. Конца края нет. Сколько можно бежать?
Антон и сам был, как говорится, весь в мыле. Последнее время они едва переставляли ноги, лишь бы только не стоять на месте.
— Здесь вроде потише… — неуверенно сказал он.
— Ты думаешь? Надолго ли? — мальчишка оторвался от спасительной подпорки, повернулся к Антону. — Может быть, там тупик, а мы несемся, как загнанные. Ничего ведь вокруг не меняется.
— Почему? Там стены были облицованные, а здесь — естественный камень.
— Слушай, а ты не заметил, что мы вроде, как в горку идем? — внезапно оживился Тимофей. Надежда на спасение промелькнула в его глазах.