Зеркало Триглавы
Шрифт:
— Ну не так чтобы долго… Я же говорил, будете, как новенькие, а ты сомневался, — кот не мог смириться с последними словами Антона, ставящими под сомнение его мастерство лекаря. — Как самочувствие?
— Что-то не очень, будто черти на мне всю ночь катались, — парень потянулся так, что хрустнули кости, коснулся горла. — Тимох, а ну-ка глянь, у меня там что-либо есть?
— Есть, — откликнулся тот минуту спустя, подозрительно долго рассматривая в наступающих сумерках шею друга. — Ой-ей-ей…
—
— Щетина, как у борова, и грязь толстым слоем. Мыться надо чаще…
— Ну ты сказал… Выберемся, в бане отпарюсь. Уже и не верится, что из этих катакомб можно выкарабкаться, — хмыкнул и добавил, — без особых потерь.
— И кто тебя за язык тянет? — тихонько прицыкнул кот. — Молчание — золото.
— Ты о чем?
Не отвечая, Баюн навострил уши, прислушиваясь к крикам, доносящимся сверху.
— Людмила? — Антон задрал голову. — Туго ей там приходится? Неужели мы ничем ей не поможем? Выбраться отсюда никак?
— Самим? Нет, да мне и не хочется пока.
— А лестницу сделать, как собирались? Тим, давай-ка глянем, может, что получится.
Ответа он не услыхал — застоявшийся воздух слегка колыхнулся, потом со всей силой ударил наотмашь по лицам.
— Что это? — Мальчишка непроизвольно подался поближе к Антону. Тот пожал плечами.
Кот вскочил, мягко ступая, подобрался к световому пятну — поблекшему, едва заметному.
— Сидите уж, не рыпайтесь, — недовольно буркнул кот, — будете здесь в потемках… Мряу… — едва успел отскочить от темного силуэта.
Птах, без прощальных слов покинувший их, с грохотом приземлился рядом с ним.
— Вторая часть марлезонского балета, — протянул еле слышно парень, напрягая мышцы, чтобы на этот раз не сплоховать, — и, похоже, финальная… — он выдвинулся вперед, потихоньку отталкивая себе за спину упиравшегося Тимофея. Пацан упорно сопротивлялся легкому нажиму, чем окончательно вывел Антона из себя. — Ушел… — свирепым полушепотом рявкнул он, не сводя глаз с Птаха.
Бес все-таки услышал его. Гаденько ухмыльнулся, приветливо помахал когтистой лапой обоим. Высоко подпрыгнув, развернулся в воздухе немыслимым кульбитом, подмял под себя сторожкого кота. Баюн взвыл, изворачиваясь, цапнул зубами мелькнувшую перед самым носом волосатую ляжку. Птах скрутил его за одно мгновение, связав котофея его же собственным хвостом, потом слегка подбросил вверх, точно прикидывая тяжесть воющего дурным басом мехового комка. Судя по всему, результат беса вполне устраивал.
— До встречи в Нави, — Птах широко размахнулся и запустил кота в свободный полет.
Антон с сожалением проводил взглядом подвывающего Баюна. На краткий миг ему захотелось оказаться на месте кота. Счастливец…
Сверху донесся едва различимый крик Людмилы.
— Прибыл благополучно, — перевел бес.
Его неподвижная фигура замерла в метре от парня. Антон кожей ощутил ощупывающий взгляд Птаха. Внезапно в короткой шерстке беса засверкали миниатюрные молнии, верткими змейками соскользнули вниз, собираясь на кончике опущенного хвоста. Пушистая кисточка вытянулась, превращаясь в острый искрящийся шип.
— Черт… — процедил сквозь зубы парень, — с голыми руками на эту дрянь.
— Нам бы наш меч… — высовываясь из-за его плеча, мечтательно прошептал Тимофей.
Короткий иззелена-синий разряд сорвался с вращающегося веретеном хвоста и точной наводкой влепился в лоб мальчишки. Тот беззвучно раскрыл рот, застыл на миг и опрокинулся назад, как подкошенный.
Антон наклонился над мальчишкой, напрочь позабыв про беса за спиной. Тимофей не дышал. От неистовой ярости потемнело в глазах. Враз отключились все мысли, кроме одной. "Убить…убить… убить" — набатом гудело в голове.
— Теперь ты, — довольно хохотнул Птах.
Парень, готовый голыми руками разорвать вражину, развернулся на яркую вспышку за спиной, но только и смог, что вскинуть беспомощно руки, когда всплеск холодного огня мелькнул перед глазами.
Глянув на изнемогающего кота, чародейка наклонилась над ямой и крикнула в темноту провала:
— Птах, ты не забывай, они просто люди…
— Они люди, а ты тут хоть помирай, — обиженно пробормотал Баюн, тяжело дыша после бурного выплеска эмоций. Не каждый день тебя используют в качестве метательного мяча.
— У тебя все равно девять жизней.
— А кто считал, сколько их у меня осталось?
— Не прибедняйся, — оборвала его стенания ведьма, — радуйся, что выбрался без потерь.
— Ага, а мои нервы ничего не стоят…
Людмила не стала отвечать — у всех нервы. Пререкаться бесполезно — котофей неисправим, но тем и дорог, что второго такого не сыскать. Она отошла от края провала, прижалась щекой к молоденькому дубку. Мягкая прохлада, исходящая от ствола дерева, немного остудила пылающее лицо. Что он там копается? Страх и сомнения разрывали сердце на части. Изменившийся Птах был непостижим и опасен. Не получится ли так, что, увидев Антона, он опять взбесится и решит избавиться от докучного «соперника»? Что возьмет в нем верх — естество нелюдя или благодарность ведьме за спасение?