Зеркало
Шрифт:
– Ладно, давай сами чего-нибудь сообразим, - Рывкин посмотрел на Толика, Может, откроем...
– Ага, откроешь ее... Железную-то, - возразил Толик.
– Ну что, милицию теперь вызывать?.. Шеф нас, когда проспится, точно убьет.
– А если через окно?
– спросил Толик.
– Лезь, - безразлично произнес Рывкин, в котором эта идея особого энтузиазма не вызвала, - Я точно не полезу.
– Всего-то второй этаж... Вы же сможете.
– Погибели ты моей хочешь, - Рывкин грустно улыбнулся, - Хотя выхода другого, конечно, нет.
–
Альберт Семенович открыл дверцу машины.
– Эх, на тот свет-то как не хочется, - сказал он, и с тоской посмотрел на окна квартиры Ярова.
***
– Я рассказала все следователю... И уж, конечно, расскажу все это вам, Ярова попыталась закурить, но зажигалка никак не хотела повиноваться ее дрожащим рукам.
– Давайте помогу, - сказал Альберт Семенович и взял зажигалку.
– Спасибо, - Ярова прикурила, - Вы первым очутились тогда в квартире сына... Вы сами все видели. Каково ваше мнение?
– Ну...
– протянул Рывкин.
– Вот только не надо щадить мои чувства, - сказала Ярова, - В милиции мне все более-менее рассказали, я тело опознавала... Так что говорите.
– Крови было много, - произнес Рывкин, - Это первое, что я увидел. Федор Тимофеевич лежал на полу. Горло его...
– Это я знаю, - перебила Ярова, - Но что насчет зеркала?
– Его горло было перерезано осколком зеркала. А само зеркало разбито.
– И больше ничего?.. Необычного?..
– Да вроде ничего особенного... Вот только лицо его...
– Как будто он увидел дьявола во плоти, да?
– Ярова внимательно посмотрела на Рывкина.
– Да.
– Он не дьявола увидел, - сказала пожилая женщина и нервно затянулась, Он брата своего увидел... Который умер много лет назад..., - Ярова опустила голову, - Кима.
– В смысле?
– В прямом. Ким погиб в дорожной катастрофе, когда ему было четырнадцать лет. Феденьке тогда только-только исполнилось одиннадцать. Прошло всего два дня после дня рождения Феди... У Кима ночью случился острый приступ аппендицита. Мы тогда находились на даче. А дача, сами понимаете, есть дача.
Пришлось сына везти в больницу своими средствами. Мой муж был пьяный, отоспаться особенно не успел.
Но хорохорился, скотина... Орал, что сам отвезет, что за помощью бежать не надо. Я, дура, и не побежала. Вот он и отвез... Себя и Кима на тот свет. Феденька неделю в горячке лежал. Мне хоронить, сплошные заботы, а тут такое дело... Еле отошел он тогда. С тех пор у него все это и началось...
– Что началось?
– осторожно спросил Альберт Семенович.
– Видения разные. Говорил, что Ким не умер, что он рядом с ним. Врачи сказали - мальчик испытал сильнейший шок, предлагали поместить его в клинику. А я отказалась... Думала, что сама его вытяну... Но не смогла. Это с ним так и осталось. Однако он учился... Учился хорошо... Потом обнаружился его талант к музыке. Что меня совсем и убило.
– Почему?
– Дело все в том, что Федя с детства не имел слуха. Музыку не очень любил. А талант был у его брата... Кима...
– женщина умолкла. Ее взгляд уперся фотографию, висевшую на стене.
– Я закурю?
– тихо спросил Рывкин.
Ярова повернула голову к Альберту Семеновичу и кивнула.
– Пожалуйста...
– и прибавила, - Вы несколько лет работали с Федей, охраняли его. Теперь вот пришли поинтересоваться обстоятельствами его смерти... Я считаю, что просто обязана вам все предельно откровенно рассказать. Вы удивлены моим рассказом?
– Более чем, - ответил Рывкин, - Мне и в голову не приходило, что у Федора Тимофеевича не все в порядке с психикой... Было...
– Но это так, - Ярова вздохнула, - Так на чем я остановилась?.. Федя начал писать музыку. И неплохую... Я понимала, что во всем этом есть какая-то аномалия и однажды прямо сказала ему об этом. Надо сказать, что отношения у нас были крайне доверительными. Федя делился со мной всегда и всем. Он не очень удивился моим словам. Хотя смутился. И также прямо сказал, что это Ким помогает писать ему музыку. Рассказал про зеркало в спальне, через которое Ким общается с ним. В детстве они вдвоем часто сидели у этого зеркала.
Вечером, когда было темно, и они думали, что их никто не видит. Сидели и воображали, какими они будут, став взрослыми, кеми станут. А потом Федя как-то по секрету мне сообщил, что изображения в зеркале иногда оживали. И они вели беседу с ними. Своими зеркальными двойниками. Ким, я помню, узнав, что Феденька раскрыл мне их тайну, жутко обиделся на брата. Даже ударил его за это. Федя всегда был ближе мне, чем Ким.
А Ким был более близок к своему отцу. Хотя, временами, мне казалось, что он никого не любит. Ни свою маму, ни своего папу. И даже брата не очень любит. Ким рос замкнутым ребенком. Каким-то нелюдимым...
Злым на все и на всех. Наверное, у него изначально были отклонения в развитии. Ким был очень талантлив в области музыки... Во всем же остальном отставал от сверстников... Когда я услышала, что Федя общается с братом через зеркало, то поняла, что болезнь прогрессирует. Но ничего предпринимать не стала.
– А почему?
– Ведь, в принципе, он был вполне нормальным. Федя абсолютно нормально чувствовал себя среди людей. У него было много друзей. Не близких, конечно... В двадцать лет началась его музыкальная карьера. И я решила плюнуть на все странности. А зря... Видимо, что-то произошло в тот день, неделю назад. Но вот что именно, я не понимаю.
Ярова снова отвернулась к фотографии на стене. Затем спросила:
– Вы никогда не видели Кима?.. В смысле, его фотографию?
– Нет. Я вообще о нем первый сегодня услышал, - ответил Рывкин.
– Фото висит перед вами. На нем Федя, мой муж и Ким. Снимала я. У нас на даче. На том самом дне рождения, о котором я вам уже говорила. Это последний снимок Кима.
Ярова тяжело встала и сняла фотографию со стены.
– Вот, взгляните, - она протянула ее Альберту Семеновичу.