Жандарм
Шрифт:
Вытащив его из камеры, ребята сноровисто заломили ему руки и потащили по коридору. Такие методы гневно осуждаются что здесь, что на Западе. Вот только результаты дают отличные. А мне сейчас нужен только успех.
– Заключенный доставлен, господин ротмистр, – рявкнул я, словно был на плацу.
– Я требую…
Легко бью Стефановича «вилкой» в горло. Для жизни не опасно, следов не оставляет, но воспитывает послушание.
– Поручик, право, зачем вы так, – мягко выговаривает мне Белый.
– Без разрешения рот раскрыл, господин ротмистр!
– Но может, он попить хотел,
В этот момент с Белого можно было писать картину «Офицер и джентльмен». Ну прямо душка. Игра стара как мир, но она постоянно срабатывает.
– Спасибо, можете подождать в коридоре, – обратился он ко мне.
– А я останусь, господин ротмистр. У меня приказ, – тоном тупого и упрямого служаки ответил я.
– Оставайтесь. Итак, господин Стефанович, меня интересует некий Михаил.
– Я вам ничего не скажу, сатрап, мы боремся за счастье народа…
Далее он понес стандартный бред интеллигента. Минут через пять Белый спокойно обратился ко мне:
– В камеру, не получится у нас разговора.
– Что случилось, Павел Данилович? – спросил я, едва за Стефановичем закрылась дверь.
– Антураж не тот. Я не сомневаюсь ни в вас, ни в ваших молодцах. Только куда потом девать тело? Он просто так не заговорит.
– Антураж вам надо? Есть у меня идея…
Правда, сначала пришлось разобраться с текучкой. Визит начальника тюрьмы был ожидаем. Понятное дело, происшедшее, по его мнению, не лезло ни в какие рамки. О чем он мне и заявил.
– Хорошо, Леонтий Карпович, давайте так, я достаю бумагу, что за политическое крыло отвечаю я. На вас остается всякая мелочь, вроде уголовников и должников. Вас это устраивает?
– Да, но то, что…
– Вы получите копию, заверенную в управлении.
– Но по закону…
– По закону… Леонтий Карпович, я отлично понимаю этот щекотливый момент. Молодые оболтусы из хороших семей играют в карбонариев. И вам приходится на многое закрывать глаза… А по-простому, стараться сберечь этих щенков от неприятностей. И родители, постоянно указывающие вам, что и как надо делать. И угрожают вдобавок, если дитятко пальчик прищемит. Так? Только честно.
– Да, так. Извините, я не знаю, как вас по имени-отчеству?
– Сергей Петрович.
– Вы абсолютно правы, Сергей Петрович, и поймите меня правильно…
– Отлично вас понимаю. Поэтому вам следует прибыть в жандармское управление, где вас и ознакомят с приказом. Как говорится, и овцы целы, и волки сыты.
Если начальник тюрьмы просто старался досидеть до пенсии и поэтому никуда не лез, то второй визитер был его полной противоположностью.
Коллежский асессор [54] Татищев встретил меня словно он барин, а я его холоп.
54
Коллежский асессор – с 1717 по 1917 г. гражданский чин, занявший с 1722 г. место VIII класса в Табели о рангах. До 1884 г. соответствовал чину майора, а после отмены майорского чина в армии так и остался в промежутке между капитаном и подполковником. В придворных чинах ему соответствовал чин титулярного камергера. К чину применялся
– Что ты себе позволяешь? В Сибирь захотел? – начал он орать на меня, открыв дверь кабинета. – Совсем распустились…
– А ну, пасть закрой, ты, собака, на кого тявкаешь? От такого Татищев впал в ступор.
– Ты кого пугать вздумал? Или забыл, что твой щенок готовил мятеж? А ты, поди, потворствовал…
Как говорится, лучшая защита – это нападение. Главное – ошеломить противника, заставить его оправдываться.
– Недоглядел покойный Федор Савельевич, ну да ничего. Мы это гнездо каленым железом выжжем.
Ошарашенный асессор начал что-то лепетать, но мой рык заставил его замолчать.
– Значит, так, вот перо и бумага. Если не хочешь сесть лет на десять, пиши, все подробно пиши…
– Да что вы несете… – опомнившись, начал он.
– А вот ты, кажется, не понял, во что вляпался. Объясню. По уложению это называется мятеж и карается в основном веревкой. Каторгу еще заслужить надо. И щеголять знакомствами не надо… Не помогут, сейчас каждый сам за себя. Умри сегодня ты, а завтра я. Вот такая сейчас будет у всех философия.
– Но я действительно ничего не знаю, – пролепетал испуганно Татищев. – Ни в каком заговоре я не участвовал.
– А вы не думайте, вы пишите. За вас есть кому думать. Давайте начнем со знакомых вашего сына…
Спустя час я читал его «докладную». Да, чиновник и есть чиновник. Приятно работать без дураков. Все четко и по полочкам разложено. Пора обрастать своей агентурой.
– Ну, вот и ладно, а вы кричали… Разве можно так. И меня в неловкое положение поставили…
– Извините…
– Сергей Петрович, – подсказал я.
– Извините, Сергей Петрович, нервы, – устало произнес он.
– Пустое, право слово… Я все понимаю, не знаю, как вас по батюшке…
– Герман Александрович.
– Вы же на государевой службе, Герман Александрович, – польстил я ему. – Поэтому понять должны, что все это очень серьезно. Ваш сын заигрался в разбойников и ненароком попал в очень скверную историю. Я вам могу приватно сказать, что он в серьезном не замечен и по суду будет, скорее всего, оправдан. Но его репутация… Ведь он не понимает, что карьеры ему потом не сделать, а если он не расстанется со своим окружением, все закончится петлей.
– Господи, я знал, что его увлечения добром не кончатся, – глухо сказал Татищев. – Теперь еще и суд…
– Поймите меня правильно, мне он не нужен. Я готов отдать его вам, если вы гарантируете, что о нем я больше не буду читать рапортов.
– Если я скажу вам «да», вы мне поверите?
– Нет, но дам ему последний шанс. И вам тоже. Он у вас единственный сын?
– Да.
– Приходите завтра вечером. Заберете его сами. И сделайте так, чтобы он наконец попробовал настоящей жизни, иначе толку не будет… Место вольноопределяющегося в пограничной страже подойдет. До свидания, Герман Александрович.