Жанна д’Арк из рода Валуа. Книга 3
Шрифт:
Король замер и медленно повернулся.
– Коварна?
Лицо его наливалось яростью прямо на глазах.
– Коварна, Ла Тремуй?!
Внезапно, он схватил министра за грудки и больно припёр спиной к ближайшему дереву.
– Вам ли говорить о коварстве?! Вы всё знали! ВСЁ!!! И молчали, чтобы Филипп сегодня мог устроить свои дела за мой счет! Вам жаль, что я подцеплю простуду, но, когда я пригрел вас у себя на службе, это было гораздо хуже! Гораздо!!!
Ла Тремуй чувствовал, что задыхается. Кулаки Шарля давили ему на кадык, но
– Я… я… н-не з-знаю-ю, о ч-чём в-в-вы…
Внезапно, король затих. Безумным взглядом, очень напомнившим Ла Тремую покойного короля, он окинул своего министра с головы до ног и отпрянул.
– Не знаете? И никогда не знали, да?
Тяжело дыша, Ла Тремуй дрожащими руками кое-как оправил ворот.
– О чём вы, сир, не понимаю?! Не хочется думать, что его светлость как-то меня оговорил… хотя, из-за чего всё это… не знаю… и даже предположить не могу…
Шарль с минуту смотрел на него изучающе. Потом коротко приказал:
– Поклянитесь.
– Но в чём, сир?!
– В том, что ничего не знали.
Ла Тремуй разгладил золотую цепь на груди и оставил ладонь на уровне сердца.
– Клянусь, ваше величество… Клянусь всем самым дорогим, что не знал ничего такого, из-за чего ваше величество могли так гневаться.
Он торжественно поднял руку и посмотрел Шарлю в глаза.
– Что ж, не знали, так не знали, – легко согласился король.
И вдруг расхохотался – нервно и зло.
– Теперь для меня вполне очевидна ваша искренность, сударь!
А потом зашёлся кашлем.
Ла Тремуй же, у которого все поджилки тряслись до сих пор, смотрел на согнувшегося пополам короля и думал о том, что одно он, кажется, узнал наверняка – Филипп всё рассказал Шарлю о Жанне, но его, вроде бы, не выдал.
Шато-Тьери
(27 июля 1429 года)
Все думали, что въезд Филиппа Бургундского в Шато-Тьери затмит по пышности въезд самого короля, но всё прошло на удивление скромно. Герцог, конечно, был вызывающе богато одет в золотое с чёрным, и попона его коня, расшитая гербовыми цветами, могла состязаться в роскоши с нарядами иных придворных. Но солидный отряд сопровождения состоял, в основном, из бургундских солдат, поэтому обошлось без ярких знамён над головами, а те представители знати, которые должны были участвовать в переговорах со стороны Бургундии, ограничились гербами на щитах своих оруженосцев.
В зал, где собрался для встречи французский двор, Филипп вошёл неторопливо, с той долей развязности, с которой являлся обычно на приёмы с танцами и угощением. Любезно поприветствовал всех представленных ему дворян и учтиво поклонился Жанне, с откровенным, немного насмешливым любопытством.
Шарль держал себя нейтрально. Те несколько дней, что прошли со встречи в лесу, он провёл в непрерывных совещаниях, куда из военных были допущены только братья Бурбоны,
– Зачем, – поднял брови король, когда командующий заикнулся о её присутствии. – Мы можем побеждать, и наш противник в этом убедился. Как король, я желаю своей стране мирной жизни, добиться которой полагаю переговорами. А наша Дева снова станет требовать разорительного похода на Париж, где увязнет в осаде при первом же штурме. Нет, я больше не хочу об этом слышать! К тому же, ей и некогда – все эти толпы горожан, крестьяне вдоль дорог, просители, поклонники… Пускай занимается ими. В известном смысле, это тоже спасение, иначе всеми пришлось бы заниматься мне.
Но даже в те редкие моменты, когда никаких совещаний король не проводил, а толпы просителей не осаждали Жанну, встречаться с ней он всё равно не желал. В ответ на просьбы об аудиенции к девушке высылался Ла Тремуй с целым ворохом объяснений.
– Я больше не нужна его величеству? – как-то раз не выдержала Жанна
– Как можно так думать?! – чуть не задохнулся от возмущения Ла Тремуй. – Король ни о ком не заботится больше, чем о тебе, Жанна! Если бы ты проводила с ним столько времени, сколько провожу я, ты бы знала – редкая беседа обходится без упоминания твоего имени.
– Почему же он не хочет со мной даже встретиться?
Ла Тремуй со вздохом осмотрелся вокруг, сделал к Жанне шаг и, по-отечески взяв её за локоть, повёл подальше от королевской двери, выговаривая, словно маленькой девочке:
– Здесь не поле сражения, где всё так, как есть, быстро и прямо в лоб. Здесь политика, а она требует понимания настолько тонкого и настолько дальновидного, что порой кажется, что происходит одно, хотя на самом деле имеется в виду совсем другое. И время, дорогая моя. То самое время, которое всё расставляет по местам.
– Я ничего не понимаю в такой политике, – высвободила локоть Жанна, – но, если король не хочет больше меня слушать и не доверяет мне свою армию, то, верно, лучше будет уйти?
Ла Тремуй укоризненно покачал головой.
– Это ты не хочешь меня услышать, Жанна. Я же говорю: кажется одно, а на деле всё иначе. Его величество, возможно, и рад бы был ЗАВОЕВАТЬ Париж, но ты так открыто этого требуешь! Любая ваша встреча может быть истолкована, как его согласие на захват столицы. А между тем, герцог Бургундский вполне готов к мирным переговорам. Зачем настораживать его прежде времени?
Жанна посмотрела министру в глаза. Их выражение очень напомнило ей выражение глаз священника из Домреми, когда тот смотрел на местного дурачка.
– Герцог враг нам, – сказала она твёрдо. – Я помню его солдат. Помню сколько они пожгли в нашем краю, скольких убили, скольких заставили страдать! Я видела, что находили люди, возвращаясь в сожженные деревни! Договариваться с таким врагом подло!
– Тише! Тише! – испуганно приложил палец к губам Ла Тремуй. – Не забывайся, дитя, ты обвиняешь его величество!