Жанна д`Арк
Шрифт:
Явиться к коменданту Вокулера — для Жанны значило сделать самый решительный шаг в своей жизни. И для чего? Для того, чтобы объявить о своей грядущей миссии? Этот поступок плохо совмещается с достоверным психологическим обликом Жанны.
Нет оснований подвергать сомнению самый факт присутствия Пуланжи при первой встрече Жанны с Бодрикуром. Нет также причин думать, что он исказил содержание их разговора. Сомнение — пока что психологического порядка — вызывает названная им дата (май 1428 г.), а также упоминание о том, что Жанна после этого вернулась в Домреми.
Встанем теперь на точку зрения тех биографов, которые полагают, что в показаниях Пуланжи фигурирует неверная дата и что описанная им сцена происходила в действительности не в мае, а значительно позже, в конце 1428—начале 1429 г., т. е. уже
Такая точка зрения вовсе не осовременивает Жанну и нисколько не умаляет той важной роли, которую играло в ее поведении при встрече с Бодрикуром религиозное самосознание. Просто высказывается предположение, что, придя впервые к Бодрикуру в качестве «божьей посланницы», Жанна уже знала об осаде Орлеана и знала, как ей надлежит действовать. Ее первый шаг был и окончательным шагом: в Домреми она больше не вернулась…
Проверим это предположение по другим материалам.
Бертран де Пуланжи давал показания перед следственной комиссией 6 февраля 1456 г. А неделей раньше, 31 января, комиссия допросила в Вокулере другого свидетеля первой встречи Жанны с Бодрикуром. То был семидесятилетний Дюран Лассар, крестьянин из Бюрей-Ле-Пти, — первый, кому Жанна открыла свой замысел и кто проводил ее в Вокулер. Он приходился ей свойственником, был мужем ее двоюродной сестры, тоже Жанны, но она называла его дядей, потому что он намного ее старше.
На следствии он показал: «Я сам пошел за Жанной в дом ее отца и привел к себе. Она заявила мне, что хочет отправиться во Францию, к дофину, чтобы короновать его, говоря: „Разве не было предсказано, что Францию погубит женщина, а спасет дева?“ Она просила меня пойти [с ней] к Роберу де Бодрикуру, чтобы тот приказал проводить ее туда, где находится дофин. Сей Робер сказал мне, повторив несколько раз, чтобы я отвел ее домой, к отцу и дал оплеуху. И, когда Дева увидела, что сей Робер не желает дать ей провожатых, она взяла мою одежду и сказала, что хочет уйти. И она ушла, и я отвел ее в Вокулер. А потом она отправилась оттуда с охранной грамотой к сеньору Карлу, герцогу Лотарингскому. Когда названный герцог ее увидел, он говорил с ней и дал ей четыре франка, каковые она сама мне доказала. А когда названная Жанна вернулась в Вокулер, то жители этого города купили ей мужскую одежду, обувь и все необходимое. Мы с Жаком Аденом из Вокулера купили ей лошадь за двенадцать франков из моих собственных денег; позже, впрочем, Робер де Бодрикур распорядился их возместить. После этого Жан из Меца, Бертран де Пуланжи, Коле де Вьенн, лучник по имени Ришар с двумя слугами Жана из Меца и Бертрана проводили Жанну туда, где находился дофин.
Больше мне ничего не известно, кроме того, что я видел ее в Реймсе на коронации короля» (D, I, 296).
Как видим, показания Дюрана Лассара существенно расходятся с версией Бертрана де Пуланжи: в них ничего не говорится ни о том, что Жанна приходила в Вокулер дважды, ни о том, что она вернулась домой после первой неудачной попытки. Судя по свидетельству Лассара, который был осведомлен об этом эпизоде лучше, чем кто-либо другой, Жанна ушла из Домреми раз и навсегда. И хотя никаких дат Лассар не называет, ясно, что он относит это событие к зиме 1428/29 г.: поездка Жанны к герцогу Лотарингскому бесспорно датируется февралем 1429 г.
В рассказе «дядюшки» Жанны есть одна загадочная фраза. «Она утла, и я отвел ее в Вокулер», — вспоминает Дюраи о том, что последовало за встречей Жанны с Бодрикуром. Но ведь сама эта встреча и происходила в Вокулере; куда же, спрашивается, отвел Дюран свою племянницу?
На эту явную несообразность обратил внимание еще Ж. Кишера, готовя в середине прошлого века издание материалов процесса реабилитации Жанны. Он объяснил ее ошибкой свидетеля или писца и предложил вместо «Вокулер» читать «Сен-Никола», имея в виду Сен-Никола-де-Пор, близ Нанси (Q, II, 447).Это был популярный центр паломничества; там находился храм св. Николая Мирликийского, покровителя путешественников и моряков. Основанием для такого предположения послужили слова Бертрана де Пуланжи о том, что, направляясь в Нанси, куда ее пригласил Карл Лотарингский, Жанна посетила Сен-Никола.
Гипотеза Кишера была принята последующими биографами Жанны с той, однако, оговоркой, что некоторые предпочитали говорить не о Сен-Никола-де-Пор, но о Сен-Никола-де-Сетфон, деревушке по соседству с Вокулером. Сторонники этой версии ссылаются на показания Екатерины Ле Ройе из Вокулера, в доме которой Жанна жила в начале 1429 г. около трех недель. По ее словам, Жанна, отчаявшись получить помощь от Бодрикура, попыталась добраться до дофина самостоятельно. Дюран Лассар и некий Жак Ален (о нем, кстати сказать, упоминает и Лассар) довели ее до Сен-Никола, откуда все трое вернулись, потому что Жанна (раздумала идти дальше, заявив, что так поступать не годится.
В литературе высказывалось также мнение, что показания Бертрана де Пуланжи и Екатерины Ле Ройе в этом пункте вовсе не противоречат друг другу, а просто-напросто относятся к разным фактам. Жанна ходила на богомолье в Сен-Никола-де-Пор и, задумав идти «во Францию», повернула назад, дойдя лишь до Сен-Никола-де-Сотфон (50, т. I, 483).Эта версия представляется наиболее правдоподобной. В самом деле, оба свидетеля говорили независимо друг от друга, и нет решительно никаких оснований сомневаться здесь в достоверности сообщаемых ими сведений. Что могло быть более естественным для Жанны, чем, направляясь в Нанси, посетить храм Николая Мирликийского, находящийся всего лишь в двух лье (около восьми километров) от резиденции герцога Лотарингского? Ведь она сама готовилась к долгому пути. С другой стороны, рассказ Екатерины Ле Ройе о попытке Жанны самостоятельно предпринять путешествие в Шинон, к дофину, также заслуживает полного доверия, хотя он и является единственным упоминанием об этом эпизоде. В самом деле, с какой стати свидетельница стала бы выдумывать этот факт, называя имя другого свидетеля, Дюрана Лассара, который мог бы без труда подтвердить или опровергнуть ее показания? [3]
3
Здесь нужно иметь в виду, что следственная комиссия допрашивала обоих свидетелей в одни и тот же день, причем Екатерина давала показание сразу же после Дюрана. Они хорошо знали друг друга, и, конечно, каждому было известно, что рассказал другой.
Но это еще вовсе не значит, что нам следует принять конъектуру Кишера (кстати сказать, единственную в рукописи материалов расследования 1455/56 г., содержащей 136 свидетельских показаний и насчитывающей 207 листов in folio) и читать «Сен-Никода» вместо «Вокулер». Нет ничего легче, чем объяснить неясный текст ошибкой свидетеля или писца; однако сделать это можно, когда ошибка очевидна либо когда другие объяснения неприемлемы. В данном же случае не наблюдается ни того, ни другого. Здесь, на наш взгляд, произошло недоразумение из-за того, что в рассказе Лассара оказалось опущенным одно логическое звено.
Перечитаем еще раз: «Сей Робер сказал мне, повторив несколько раз, чтобы я отвел ее домой, к отцу, и дал оплеуху. И, когда Дева увидела, что сей Робер не желает дать ей провожатых, она взяла мою одежду и сказала, что хочет уйти. И она ушла, и я отвел ее в Вокулер. А потом она отправилась оттуда с охранной грамотой к сеньору Карлу, герцогу Лотарингскому».
А теперь зададим вопрос: где и когда Лассар отдал Жанне свою одежду? Неужели прямо в резиденции Бодрикура, вокулерском замке, сразу после разговора с капитаном? Более чем сомнительно. Очевидно, Лассар и Жанна вернулись в Бюрей-Ле-Пти, в дом Лассара (это совсем рядом с Вокулером, всего в трех километрах, получасе ходьбы), там Жанна взяла мужскую одежду, и Дюран снова отвел ее в Вокулер. Вот эту подробность (возвращение в Бюрей) Лассар и опустил как само собой разумеющуюся. Он вообще был немногословен и, зная много больше других, дал очень краткие показания.