Жар Холодного ручья
Шрифт:
Барт сменил бесчисленное количество подружек — девиц из так называемого общества, сослуживиц, упорно стремящихся сделать себе карьеру на юридическом поприще, не говоря уж об особах, беззастенчиво интересующихся лишь обогащением за счет мужского кармана. И пусть не покажется странным, но именно последней категории Палмер отдавал предпочтение, ибо прекрасно осознавал, что заставляет их идти на заведомо неперспективную в смысле брака связь: нищета, вернее, стойкое к ней отвращение.
Барту было прекрасно известно, что такое бедность, из которой не всем дано вырваться. Он сумел. Вот только жаль, что выбор профессии не
Пока не принес, подумал он, вновь поднося стакан к губам. Все совсем не плохо! Хватит киснуть! Лучше вспомни, как жил раньше в Честере, вместе с вечно ворчащей, едва сводящей концы с концами старухой на утлой ферме, вспомни, как в школе все считали тебя чужаком. А хуже всего, что та, единственная, кого ты безумно хотел, смотрела на тебя сверху вниз.
Деби Фарроу…
Барт скривил губы, злясь на себя, так как до сих пор думал о ней чаще, чем следовало бы. Какой же несносной, избалованной и высокомерной особой она была!
Но дьявольски красивой. О таких юноши вроде него могли только мечтать. Естественно, блондинка. С волосами до талии, с длинными стройными ногами и идеальной по форме грудью, волнующе покачивающейся под блузкой.
А как она умела ходить! Нечто среднее между вызывающей походкой распутной девки и непринужденностью знающей себе цену аристократки. Голова всегда гордо вздернута, точеные плечи расправлены, спина прямая, а бедра соблазнительно колышутся при каждом движении.
В школе не было парня — а в городке мужчины, — не остановившегося бы в остолбенении, наблюдая за проходящей мимо Деби.
Кроме меня, грустно улыбнувшись, сам себе признался мысленно Барт. Нет, Барт тоже наблюдал за ней. Но незаметно. Украдкой. Он никогда не пялился на нее, разинув рот, чтобы не доставить этой дряни такого удовольствия.
А уж дрянь она была первостатейная. По отношению к нему. И только к нему. С другими парнями олицетворяла саму любезность. Всегда вежливая, она одаривала их ослепительной улыбкой и сиянием бездонных голубых глаз, опушенных невероятно длинными и густыми ресницами.
Ему же, с того самого дня, когда он впервые появился в школе, доставались лишь жалостливые взгляды, от которых становилось не по себе. Позже, повзрослев, стал стесняться своей одежды, купленной на вырост, поскольку замечал с ее стороны плохо скрываемое сочувствие. Барт буквально ощетинился, когда однажды, отозвав его в сторону, она тихо, но твердо сказала: «Не знаю, как там у вас в другой школе принято, но здесь мы привыкли после физкультуры пользоваться дезодорантом…» Навсегда запомнил и откровенную выволочку: «Разве мать тебя не учила, что в упор смотреть на девушек неприлично?»
Она засекла тот единственный раз, когда он наблюдал за ней во время большой перемены. Как сейчас, Барт представил себе тот летний день. Школьный сад, лежащую на траве Деби. Стояла изнурительная жара, и она расстегнула две верхние пуговицы на форменной блузке. Со своей поодаль стоящей скамейки он мог видеть впадину меж великолепных выпуклостей грудей, обрамленных белым кружевом дорогого бюстгальтера. Ему даже показалось, будто Деби слегка изменила положение тела, чтобы он мог наслаждаться приоткрывшейся ему красотой. Он и наслаждался, забыв обо всем на свете. Но тут-то она резко и вскинула голову, застав его врасплох. Барт не отвел глаз, как сделал бы раньше, а продолжал смотреть.
Он готов был поклясться, что на мгновение румянец вспыхнул на ее щеках — хотя виной тому могла оказаться тридцатиградусная жара, — но затем она решительно села, отбросила назад волосы и выдала ему тот самый текст насчет матери и неприличных взглядов…
С тех пор Барт возненавидел ее. Ненавидел и хотел одновременно. Он дал себе клятву обязательно расквитаться за оскорбительное презрение, бесившее и выводившее его из равновесия. Но жажда жестоко отомстить все же не шла ни в какое сравнение с другим, более примитивным желанием, разбуженным ею, тем самым желанием созревшей плоти, неподвластной рассудку, которая сильнее всего дала о себе знать на выпускном балу.
Барт появился там один, без подружки, причем лишь из-за того, что, раз ею не является Деби, лучше не приглашать никого. Столь велика оказалась его одержимость ею.
Наверняка несколько знакомых девиц почли бы за честь составить ему компанию. Так и было. Многие сверстницы находили высокого, поджарого, с ладной фигурой девятнадцатилетнего Барта Палмера весьма привлекательным и не стеснялись с ним заигрывать. Он быстро убедился в своих сексуальных возможностях, но ни одной из девушек, всегда готовых пойти на интимный контакт, не удалось захватить его целиком. С одной стороны, ему не хватало денег, чтобы завести постоянную связь, с другой же — Барт очень скоро начинал испытывать холодок пренебрежения к девицам за ту легкость, с какой они ему доставались…
Деби Фарроу, природой наделенная откровенной женственностью фигуры и повадок, оставалась девственницей. Все в школе это знали. Если бы дело обстояло иначе, ее последний ухажер растрезвонил бы о своей победе на каждом углу.
Тони Шинкл — красавчик с выгоревшими на солнце волосами и бронзовым от загара торсом — полагал, что Бог создал его в качестве подарка для слабого пола. Этот лучший спортсмен-серфингист, по слухам, не пропускал ни одной мало-мальски симпатичной юбки и, естественно, положил глаз на самый заветный из призов — красавицу-блондинку, дочь одного из богатейших людей в городе. Но, похоже, успеха ему пока добиться не удалось…
Барт приложил массу усилий, чтобы на выпускном балу выглядеть достойно. Для него это стало делом принципа. Многие недели откладывал каждый цент, тяжким трудом заработанный после занятий, и ему удалось обзавестись вполне приличным гардеробом для столь торжественного события: щегольским черным костюмом, белоснежной рубашкой и галстуком-бабочкой. Он даже приобрел черные туфли. В довершение всего, его непослушные волосы были уложены опытной рукой парикмахера. Дома, оглядев внука с головы до ног, бабушка признала, что тот неотразим.
В тот вечер Деби выглядела особенно красивой. Все ее прелести отчетливее подчеркивало шелковое белое платье, длиной немного ниже колен, расклешенное внизу, с обтягивающим лифом и тонюсенькими бретельками на плечах.
Барт не мог отвести от нее глаз. Сегодня он не скрывал своих чувств, позволив своему страстному, обычно тщательно маскируемому желанию открыто проявить себя. Желанию, смысл которого не составило бы труда понять любой девушке.
Деби прекрасно его поняла, удостоив в ответ долгим, волнующим, интригующим загадочностью взглядом. Она посмотрела на него так, словно ей совсем того не хотелось, но оказалось выше ее сил.