Жарким кровавым летом
Шрифт:
Через какое-то время, показавшееся ему бесконечным, характер тряски изменился. Судя по всему, грузовик съехал со щебеночного покрытия на грунтовую дорогу, и скорость совсем снизилась. Машина продолжала тащиться в темноте — а сквозь толстый слой сена не доносилось ни звука, говорящего о еще каком-то движении поблизости, — неспешно, но неуклонно приближаясь к месту своего назначения.
В конце концов грузовик остановился.
Тюки сена растащили, и Оуни поднялся и с наслаждением потянулся.
— Отличная работа, друзья, — сказал он, осматриваясь
Он находился на грязной проселочной дороге среди густого леса, где не было слышно ни звука, если не считать тяжелого дыхания водителей.
— Да-а, са-ар, — отозвался один из водителей.
— Позаботьтесь как следует об этих парнях, — сказал Оуни, обращаясь к Флему Грамли, который с фонарем в руке стоял рядом во главе нескольких своих вооруженных до зубов родственников.
— Я позабочусь, мистер Мэддокс, — пообещал Флем.
— Остальные уже приехали?
— Джонни и Герман. Двух других пока нет. Но они будут.
— Конечно, — кивнул Оуни.
Водители снова уложили сено, и грузовик уехал. А Флем повел Оуни и Винса через лес куда-то вниз по пологому склону. Впереди открылось широкое водное пространство, игравшее в свете луны и огней из расположенных на другом берегу зданий. Это было озеро Кэтрин.
Они преодолели полоску тростниковых зарослей и при свете фонарей нескольких Грамли спустились по каменистому склону к самой воде.
Вскоре они оказались в пещере, из которой выбегал небольшой ручеек, и проскользнули внутрь.
— Привет, Оуни, дружище, — пропел Джонни, поднимаясь, чтобы поздороваться с человеком, жизнь которого он только что спас — Все точно так же, как в прошлый раз, только сейчас мы украли не бабки, предназначенные для зарплаты, а тебя!
57
Стражи порядка уехали, оставив Эрла наедине с его головной болью, разбитыми стеклами автомобиля и плохими новостями.
Он покачал головой.
Оуни сумел вывернуться; он уйдет, у него в городе несколько очень толковых и умелых парней, он переведет куда-нибудь свои миллионы долларов и будет жить припеваючи где-то вдали отсюда. Ему не придется расплачиваться. Погибшие мальчишки из рейдовой команды округа Гарленд и их старый предводитель канут в историю с клеймом последних дураков, а человек, злодеяния которого они пытались прекратить и который оборвал их жизни, будет блаженствовать на вилле с плавательным бассейном где-нибудь во Франции, или в Мексике, или где-нибудь еще.
Эрл почувствовал, что ему снова совершенно необходимо выпить. Ему было очень плохо. Ощущение было таким, словно у него в горле застрял кусок стекла и больно режет при каждом вдохе.
Солнце ярко светило, его голова раскалывалась от боли, он нетвердо стоял на ногах с похмелья, был страшно голоден, потому что не ел больше двадцати четырех часов, а ощущение пустоты от того, что перед ним не осталось никакой жизни, и воспоминания о случившемся навсегда врезались ему в душу.
Он вытер пот со лба и решил, что пора ехать домой и попытаться как-нибудь
Наконец Эрл понял: он должен еще раз увидеть это место.
Увидеть проклятый сарай.
Последний раз он видел его в ноябре, когда его уволили в отставку и он остановился здесь перед тем, как приехать в Форт-Смит, жениться и присоединиться к остальной Америке, спешащей навстречу большому послевоенному буму. Тогда он мало что почувствовал. Пытался что-то почувствовать, но ему почти ничего не удалось, и он знал, что следует попробовать еще раз.
Он прошел сквозь высокую сорную траву, поднявшийся ветер швырял пыль ему в лицо, с неба било горячее и неприветливое солнце, ощущение запустения висело, словно туман, над заброшенной фермой Суэггеров, где жили все мужчины из рода Суэггеров, а один из них умер.
Дверь сарая была полуоткрыта. Эрл прокрался внутрь. Пыль, паутина, запах сгнившего сена и древесной трухи. Сарай, если его оставить непокрашенным, будет гнить — так всегда говорил отец. Так оно и есть, и раз здесь нет отца, чтобы присмотреть за тем, чтобы сарай красили каждые два года, он сгниет напрочь, что он уже и делает. Воздух внутри был пропитан зловонием плесени и тлена. Древесина во многих местах казалась прогнившей: ударь ногой — и проткнешь насквозь. На полу валялись заржавевшие предметы сельскохозяйственного обихода: секаторы, газонокосилка, которой Эрл когда-то так часто пользовался, лопаты, мотыги, вилы. Тут же стоял покрытый толстым слоем пыли и ржавчины трактор. Стойла были пусты, хотя неистребимый запах навоза все еще продолжал чувствоваться.
Но Эрл сразу пошел туда, куда должен был пойти, — в дальний конец сарая, туда, где проходила толстая поперечная балка. Именно там повесился Бобби Ли. На деревяшке не осталось никакого следа от веревки, а на полу никакого следа от бочки, на которой он стоял, выполняя свою последнюю работу — завязать хороший тугой узел, — и которую в последний раз пнул, чтобы освободить свои ноги от поддержки, а себя от земного горя.
Он висел там, а веревка врезалась ему в горло, выдавливая из него жизнь, и он верил, что там, куда он уходит, ему будет лучше, чем здесь.
«Надеюсь, что так оно и оказалось, Бобби Ли. Я не сделал тебе ничего хорошего. Ты оказался первым из великого множества молодых людей, которых я подвел и которые расплатились за это своими жизнями». Их были легионы помимо Бобби Ли, целые взводы, начиная от Гуадалканала и кончая товарной станцией в Хот-Спрингсе, все те, которые доверяли ему и для которых он не смог сделать ничего, ровным счетом ничего хорошего, а только смотрел, как эти мальчики умирали.
В голову Эрла пришла заманчивая мысль. Он мог найти веревку и сделать то же самое, и это сразу решило бы много проблем для очень многих людей, прежде всего для него самого. Лица всех этих парней не будут вечно стоять перед ним (как это было до сих пор, за исключением моментов перестрелок) и не будут портить ему сон, еду, жизнь.