Жаркое лето 1762-го
Шрифт:
Но чарки не было. Зато тот, который чистил, остановился и сказал знакомым голосом:
— Хорош! — Потом сказал: — Прямо иди, там дверь.
Иван пошел прямо. И нащупал дверь. Голос сказал:
— Сними повязку.
Иван снял.
— Входи!
Иван вошел. И увидел будто очень скромный, но в то же время очень богато обставленный кабинет. Света в кабинете было мало, только на рабочем полированном красного дерева столе горела свеча в подсвечнике. И с той стороны стола, в темноте, была видна чья-то тень. А потом эта тень вдруг шагнула вперед…
И Иван увидел государыню Екатерину Алексеевну! Она была в очень опять же как будто бы скромном,
— Вот мы с вами снова встретились. Вы меня узнали?
— Да, — тихо сказал Иван.
И больше он ничего не сказал. И царица тоже молчала. Но она больше уже не улыбалась, а только очень внимательно смотрела на Ивана. А Иван смотрел на нее и вдруг вспомнил, как в первый же день его армейской службы прапорщик Ухин сказал: никогда не радуйся, если тебя вызывают к начальству, и чем оно выше, тем хуже тебе. А тут куда выше, подумал Иван, да и еще из-за чего он вызван! И он опустил глаза и стал смотреть на стол, на свечу, на подсвечник.
— О! — вдруг сказала царица. — У вас такое усталое лицо! Или вы чем-то очень обеспокоены?
Иван опять посмотрел на царицу. А она опять улыбнулась и спросила:
— Или это вы о своей невесте так беспокоитесь?
— Почему? — спросил Иван.
— Как почему? — ответила царица. — Вы же ей колечко передавали. Вот теперь, наверное, и беспокоитесь, дошло колечко или нет.
Ивану стало тяжело дышать, но он уже не опускал глаза. Царица перестала улыбаться и сказала:
— Это ваше счастье, господин ротмистр, что судьба надоумила вас отправить это колечко по этому адресу. Иначе как бы я узнала, куда вы пропали? Неужели вы думаете, что господин Орлов сообщил бы мне об этом? Нет, конечно, ничего не сообщил бы. Он же в последнее время стал очень скрытный. Такой скрытный, просто ужас. Ничего от него не добьешься. Вы позволите, я сяду?
Иван растерянно кивнул.
— Благодарю вас, — сказала царица и села. После чего теперь уже снизу вверх еще раз осмотрела Ивана и продолжала уже вот как: — Какой на вас странный наряд! Вы как будто прямо с машкерада. Этакий пейзанин. — Потом вдруг быстро спросила: — Кто вас надоумил так переодеться?!
Иван молчал. Царица сердито сказала:
— А я знаю, кто. Но я бы хотела, чтобы вы сами назвали этого человека. Это было бы как знак доверия с вашей стороны.
Иван опять промолчал. Тогда она сказала:
— Хорошо. Тогда начнем с другого. То есть начнем с самого начала. Почему вы, когда все это началось, эти события, то вы оказались там, где оказались, а не с моими друзьями?
Иван подумал, что все время молчать глупо, и сказал:
— Потому что мне так царь велел.
— Так, хорошо, — сказала царица. — Вы ему присягали, понятно. Ну а когда он был уже низложен, почему вы… ну, скажем так… почему вы продолжали то, что начали? Что вас подвигло на это?
— Друг попросил, — сказал Иван.
— Друг! — насмешливо повторила царица. — Очень хорошо! Просто чудесно! И дальше все время тоже он просил?
— Нет, только вначале, — ответил Иван. — А потом просто за друга было обидно. Его же убили.
— Кто?
— Неважно, кто, — сказал Иван. — И как его звали, это тоже неважно.
— Я знаю, как!
— Тогда зачем было спрашивать?
— А вы дерзки!
— Виноват, — сказал Иван. — Не гневайтесь.
Царица улыбнулась, помолчала. А потом сказала так:
— Хорошо, пусть что было, то было. Время было очень непростое, у меня у самой голова постоянно шла кругом. Да и у тех, кто надоумил вас на все это, тоже многое тогда перепуталось. А теперь мы забудем об этом. Закроем, как книгу. И теперь я только вот о чем хочу у вас спросить: где вы были вчера ночью?
Иван молчал. Царица нетерпеливо поморщилась и продолжала быстро, даже раздраженно:
— Хорошо! Тогда спросим вот так. Вчера ночью в некотором месте произошло, скажем так, весьма серьезное, очень непростое событие. И мне о нем было доложено. Вашим большим недоброжелателем! Вы понимаете, о ком я веду речь. И вот он мне доложил об этом, но я имею очень веские причины не доверять его словам. А вот вам я бы сразу поверила. Если бы вы только заговорили.
Иван молчал. Ему было очень страшно молчать. Но говорить было еще страшнее. И противно!
— Хорошо, — сказала царица. — Я вас понимаю. Я знаю: вы мечтаете об отставке, о женитьбе, об имении. — И тут она быстро спросила: — Хотите тысячу душ?!
Иван подумал, усмехнулся и ответил:
— Тысячу! Да тут с одной своей не знаешь, как справиться.
— А две тысячи? — спросила царица уже медленно и со значением. И так же со значением прибавила: — Я не шучу.
Иван молчал. Тогда она спросила:
— А на дыбе вы бывали?
— Нет, — сказал Иван. — А что?
Она помолчала, ответила:
— Так, ничего. Это я просто к слову.
И больше она уже ничего не говорила, а только смотрела на Ивана. А Иван смотрел на нее. Потом он сказал:
— Я ничего нигде не видел. И ничего не знаю. А если вы хотите со мной что-то сделать, то делайте. Ибо на то ваша монаршая воля. Но только со мной!
— Вот даже как! — сказала она тихо. — Вот вы какой чистенький да благородный. А я какая низкая и гадкая. Глупец! Вы ровным счетом ничего не понимаете! Эти мерзкие паркетные шаркуны, эти букашки, втянули вас в эту грязную, подленькую игру, в которой они не видят дальше собственного носа! Но их тьма и тьма, их легион. А я одна! И что я могу одна против них всех?! Это же только так говорится, будто я самодержавная владычица! Какая я самодержавная?! А вы, конечно, в это верите! Ведь верите, что я самодержавная и всемогущая?!
Нет, отрицательно покачал головой Иван, нет, не верю…
И вот тут она вскочила и закричала ему:
— Вон! Вон отсюда! Немедленно! И чтобы я вас больше никогда не видела! — и указала на дверь.
И Иван, а чего было делать, развернулся и пошел к двери.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Триста лет
И больше никто его не видел. А на следующий день пропала и его невеста Анюта. Случилось это так: она вдруг быстро собралась и пошла в церковь, а из церкви уже не вернулась. Про церковь же рассказывали вот что: Анюта там была, молилась, потом к ней подошел какой-то господин и что-то ей сказал, она сразу закрыла лицо руками и некоторое время так стояла, а потом убрала руки, что-то ему ответила, еще раз перекрестилась, низко поклонилась образам — и вышла вслед за этим господином. И как вышла, так сразу пропала. Говорили, что возле церкви ее ждала тройка — ее и того господина, который отвез ее неизвестно куда. Точнее, тут же добавляли знающие люди, ее отвезли туда, куда прежде отвезли ее жениха, а оттуда, как известно, еще никто не возвращался. А что натворил ее жених? — спрашивали другие люди. А что, им отвечали, вы разве не знаете? Ну так вам тогда лучше и не знать, ибо чем дальше от такого держитесь, тем вам спокойнее.