Жаркое лето Хазара (сборник)
Шрифт:
Не слушая его увещеваний, она подхватила младшую дочь и навсегда покинула этот дом.
Но теперь Тоты жалела о том, что не последовала за мужем, как нитка за иголкой, не уехала вместе с ним в Мары.
Плакала о неудавшейся своей жизни, думая, что судьба мстит ей за предательство первого мужа. А ведь она всегда хотела иметь полноценную семью!
Больше она замуж не выходила, а сейчас, когда разменяла пятый десяток, у нее и вовсе не было желания устраивать свою личную жизнь.
После окончания института ее старшая дочь вышла замуж за марыйского
А теперь уже и младшая дочь учится, она выросла и стала красивой девушкой, на которую заглядывались парни.
На улице шел дождь. Это был мелкий затяжной дождик, из тех, что может идти и три, и четыре дня. Удивительно, но в этот раз он время от времени прекращался, чтобы потом зарядить по-новому. Жена Ходжа, обсудив со свекровью предстоящие покупки, взяла сумку и ушла в магазин. В доме остались только Хасар с матерью. Мать занималась на кухне приготовлением обеда, обливаясь слезами, чистила лук.
Сидя в своей комнате, Хасар чувствовал себя запертой в клетке птицей. Под стать погоде было и его настроение.
Наверно, и в Ашхабаде сейчас идет дождь. На него снова нахлынули воспоминания, он представил своих внуков, которые очень любили дождливую погоду.
Копетдагские горы напоминали ему сейчас гигантского богатыря, похожего на потного купца, отдыхающего, вытянув ноги, за городом, а раскинувшийся у его ног город превратился в расстеленный для этого пальвана и уставленный яствами сачак.
Хасар встал и выключил свет, и только что ярко освещенная комната стала сумеречной, словно на улице уже начало вечереть. Серый свет комнаты нагонял тоску.
Хасар помнил поговорку "В дождливый день лучше спать, укрывшись с головой", он и лежал на диване, мысленно укрыв ноги и часть тела халатом, хотя ему совсем не хотелось оставаться дома.
Увидев одетого Хасара, который уже выходил из дома, заботясь о нем, мать посоветовала:
— Ты бы хоть зонт с собой взял! Там ведь дождь идет!
— Зонт у меня с собой, нене!
— Ты тепло оделся? А то ведь в такую погоду и простыть можно. Зимой за погодой не уследишь, она по нескольку раз на дню может меняться.
— Я тепло одет, нене. Хочу немного пройтись, свежим воздухом подышать.
— А, сынок, знаю я, ты никак не можешь расстаться с этими старыми кораблями! Сходи, излей им свою душу!
Вместо ответа Хасар посмотрел на мать, которая все еще беспокоилась о нем как о малом ребенке, и ласково улыбнулся ей.
— Ты хотя бы к обеду вернись! — крикнула она ему вслед, когда он уже выходил из ворот.
Их небольшая тупиковая улочка, одним концом упиравшаяся в гору, была пустынна. Мимо него шумно, расплескивая лужи, проехала лишь одна машина, с нее потоками стекали пузырящиеся капли дождя.
Лишь рано утром и поздно вечером, когда люди уезжают на работу и возвращаются с нее, на этой улице можно увидеть движение автотранспорта.
Хасар изо всех сил старался оградить близких от своих переживаний. При них он никогда не заводил разговора о своей семье, не хотел, чтобы они жалели его, зная, как он скучает по своим детям и внукам. Он примирился с мыслью, что это испытание Бог послал именно ему и мужественно сносил его. Он понимал: отныне этот груз, каким бы тяжелым он ни казался, нести придется ему одному.
Как ни старался Хасар не показывать своего настроения, не находил себе места даже в отчем доме. Тосковал по семье, постоянно думал о них, и тогда перед его мысленным взором сразу же возникали милые его сердцу внучата. В такие минуты ему начинало казаться, что вот сейчас они начнут радостно прыгать ему на руки, а он будет обнимать и целовать их. Вспоминал, как озорничали они, устраивая в доме шумные игры и переворачивая все вверх дном, как любовно покрикивала на них бабушка: "Да посидите вы хоть немного, чертенята, голова от вас кругом идет!" Вспоминал расстроенное лицо Арслана и самодовольное — Дуньи, так гордившейся своей работой.
Самой невыносимой пыткой для Хасара была разлука с внуками. Но его израненную душу тешила мысль, что они где-то есть, что все равно им никуда от него не деться, и он радовался этому. Хасар всегда любил маленьких детей, не видя внуков, не мог и двух дней прожить, у него сердце разрывалось от тоски и желания видеть их. Но особенно остро он почувствовал это здесь.
Сейчас он радовался тому, что захватил из дома один из семейных альбомов. Большинство снимков было посвящено внукам и связанным с ними семейным торжествам.
Прошлой ночью, уже лежа в постели, он решил, что завтра же позвонит к сыну и поговорит с внуками, услышит их желанные голоса. Хасар мог бы позвонить в Ашхабад с домашнего телефона брата, но тогда его разговор услышит мать и по его тону поймет, что он говорит с малышами, а она не меньше него страдала из-за случившегося, переживала за сына. Хасар не хотел, чтобы его старая мать расстраивалась, не хотел причинять ей боли. Решил пойти на переговорный пункт и позвонить в Ашхабад оттуда, чтобы спокойно поговорить со своими любимцами.
Хасар пересек площадь перед величественным зданием Дворца нефтяников, стены которого выходили на три улицы, и пошел дальше. В конце улицы, на углу стояло трехэтажное здание почтового отделения связи.
Сегодня здесь было не так и многолюдно, желающих связаться с другими городами оказалось мало.
Сделав заказ, Хасар отошел от окошка телефонистки, но не стал садиться на стоящий неподалеку свободный стул, а предпочел отойти подальше, в уголок. Там он сел на свободный стул и стал ждать вызова. В этом углу, держа на коленях сумку, одиноко сидела женщина средних лет в коричневом плаще. Ей показалось подозрительным, что Хасар не сел на тот свободный стул, а пришел и сел неподалеку от нее. Она как-то вся сжалась и была очень напряжена.