Жатва
Шрифт:
— А разве сейчас мы с тобой не разговариваем?
— Это не разговор! Это мои попытки вернуть прежнюю Эбби. Я не заметил, где и как ее потерял. Я тебя потерял. — Марк тряхнул головой и отвернулся. — Я хочу увидеть прежнюю Эбби.
Эбби села на диван. Не рядом с ним. Поодаль. Она не могла себя заставить придвинуться к нему и положить голову на плечо.
— Эбби, поговори со мной. Пожалуйста.
И вдруг она увидела прежнего Марка. То полузабытое его лицо, улыбавшееся ей в операционной. Лицо, которое она любила.
— Пожалуйста, —
Марк взял ее за руку. Эбби не вырвалась. Она позволила себя обнять. Когда-то ей было очень спокойно и надежно в объятиях Марка. Сейчас напряжение не отпускало ее. Эбби лежала, прижавшись к его груди и ощущая себя куском дерева. Ей было ни расслабиться, ни успокоиться.
— Ну расскажи мне, — просил Марк. — Что между нами не так?
Эбби закрыла глаза. Больше всего она сейчас боялась заплакать.
— Все нормально между нами, — сказала она.
Его руки замерли. Эбби не поднимала глаз, не смотрела ему в лицо. Она снова ему врала, и он это знал.
На следующее утро в половине восьмого Эбби вырулила на стоянку клиники Бейсайд.
Она не торопилась выходить и разглядывала мокрые тротуары. Как и все последние дни, моросил нескончаемый дождь. Как резко изменилась погода. Только середина октября, а во всей этой мерзостной слякоти почему-то ощущается скорое наступление зимы. Минувшей ночью Эбби опять плохо спала. Она уже не помнила, что такое крепкий и спокойный сон. Сколько человек может прожить без сна? Когда постоянная усталость перейдет в психоз? Глядя в зеркало заднего обзора, Эбби едва узнавала в осунувшейся женщине себя. За две недели она постарела лет на десять. Если и дальше так пойдет, к ноябрю у нее наступит менопауза.
В зеркале мелькнуло что-то бордовое. Эбби резко повернулась и увидела фургон, скрывшийся за соседним рядом машин. Она ждала, когда он появится снова, но он так и не появился.
Эбби быстро вылезла и пошла к дверям клиники. Портфель в руке казался ей якорем, тянувшим вниз. Где-то справа зафыркал автомобильный мотор. Эбби дернулась, ожидая увидеть фургон. Но это была совсем другая машина, водитель которой выезжал со стоянки.
Сердце бешено колотилось и успокоилось только в вестибюле клиники. Она спустилась по лестнице в подвальный этаж и направилась в архив. Это ее последний визит сюда. Осталось просмотреть еще четыре истории болезни.
Эбби быстро заполнила бланк запроса и подошла к столу архивариуса.
— Я могу получить эти истории болезни? — спросила она, подавая бланк.
Архивариус подняла голову. Возможно, Эбби только показалось, но женщина буквально застыла. Они встречались не первый раз, и архивариус всегда держалась приветливо. Сегодня она даже не улыбнулась.
— Мне нужны эти четыре истории болезни, — повторила Эбби.
Архивариус едва взглянула на бланк.
— Прощу прощения, доктор Ди Маттео, но я не могу их принести.
— Почему?
— Они недоступны.
— Но вы даже не проверили их наличие.
— Мне сказали, чтобы больше я не давала вам никаких материалов. Это распоряжение доктора Уэттига. И еще он просил вас немедленно зайти к нему.
Эбби побледнела и ничего не сказала.
— Он вообще не поручал вам сбор статистических данных, — с явным упреком добавила архивариус.
«Вы нам солгали, доктор Ди Маттео», — говорили ее глаза.
Эбби ничего не сказала. Ей показалось, что в комнате стало пронзительно тихо. Трое врачей, что тоже сидели в архиве, во все глаза смотрели на нее.
Она вышла из помещения.
Ее первым импульсом было покинуть здание клиники. Уберечь себя от неприятного разговора с Уэттигом и уехать. Не домой. Уехать из Бостона и не останавливаться, пока не отмахает тысячу миль. Интересно, сколько времени ей понадобилось бы, чтобы добраться до Флориды, где пляж и пальмы? Эбби никогда не была во Флориде. Она не была во множестве других мест. И теперь она могла наверстать упущенное. Достаточно лишь выйти из этой проклятой больницы, сесть в машину и сказать: «Да пошли вы все! Ваша взяла. Радуйтесь!»
Но она не покинула здание. Она вызвала лифт и поднялась на второй этаж.
Подъем длился совсем недолго, но за эти короткие мгновения Эбби успела кое-что четко осознать. Во-первых, она слишком упряма или слишком глупа, чтобы бежать. А во-вторых, она вовсе не хотела сейчас валяться на песке под пальмами. Она хотела вернуть свою мечту.
И снова административный коридор, устланный ковром. Кабинет Уэттига находился сразу за кабинетом Парра. Дверь в приемную президента была открыта. Естественно, секретарша Парра увидела Эбби. Она резко выпрямилась и схватилась за телефон.
Завернув за угол, Эбби вошла в другую приемную. У Генерала тоже была секретарша, возле ее стола стояли двое мужчин. Эбби видела их впервые. Секретарша Уэттига отреагировала на нее так же, как и секретарша Парра: вначале оторопела, затем выпалила:
— А! Вот и доктор Ди Маттео…
Незнакомцы повернулись к ней. В следующее мгновение Эбби уже жмурилась от фотовспышки. Ее снимали. Кадр за кадром.
— Что вы делаете? — закричала она.
— Доктор, ваши комментарии по поводу смерти Мэри Аллен, — сказал незнакомец.
— Что? — опешила Эбби.
— Это правда, что она была вашей пациенткой?
— Кто вы такие?
— Гэри Старк, «Бостон геральд». Правда ли, что вы являетесь сторонницей эвтаназии? Нам известны ваши высказывания по этому поводу.
— Я не говорила ничего подобного о…
— Почему вас отстранили от служебных обязанностей?
Эбби попятилась:
— Отстаньте от меня. Я не намерена говорить с вами.
— Доктор Ди Маттео…
Эбби повернулась, чтобы убежать из приемной, и едва не столкнулась с Джереми Парром.