Жажда человечности

Воннегут Курт

На ногах у него были тяжелые ботинки, да и сам он был косая сажень в плечах, здоровяк, с огромным носом и толстыми недобрыми губами. Он говорил как по писаному и сказал Рэду, что ему лучше заворотить подобру-поздорову, но Рэд и не подумал прятать глаза. Он ответил, что у нас, слава богу, свободная страна со свободными дорогами и мы уже взрослые мальчики. Верзила был явно не промах. Он смекнул, что Ник заходит к нему с тыла, а Ковбой играет в песочке рядом с увесистым булыжником. Он и то приметил, что Слюня Саммерс разглядывает девчонку и пощелкивает себя по пряжке, а я готов запустить мотор и моя машина целит прямо на него. «Ладно, — говорит он, — я вас предупредил. Так что поберегись». Он бы с нами по-другому поговорил, не будь с ним этой крошки. Но девочка была — высший класс! Как он отъехал, Рэд вышел на середину дороги и поглядел им вслед. Она могла полюбоваться им в зеркальце через заднее стекло,

это уж точно. Так-то он низкорослый, но широкий в плечах, и зубы у него очень белые. Прошло минут десять, Рэд и говорит: «Ну, хватит, сейчас мы им покажем». Он вытащил трехдюймовый гаечный ключ из сумки с инструментом, что он спер в доках, и сунул его в карман куртки. Слюня, как всегда, облизал губы (поэтому его так и прозвали) и подобрал два здоровых булыжника. Мы взяли по одному, но я не собирался пускать свой в ход, взял его просто так, за компанию. Мы поплевали на них и отчалили.

Это был тихий городишко в самом конце дороги. У пивной сидел старик лет пятидесяти, курил трубку ничуть не меньше собственного носа и гладил кошку, а несколько старух лет этак от сорока до пятидесяти сплетничали, расположившись на стульях перед дверями своих домишек. Я полз так медленно, что разглядел через окно, как типы в пивной поднимают стаканы. Мы проехали мимо знакомого «лендровера». В нем никого не было. Дом был не дом, а какая-то лачуга. Дыру они, что ли, пропилили в потолке для этого верзилы! Мы для виду повертелись на молу и развернулись передом к этой единственной дороге. Я остановился и поглядел вниз.

Сверху было видно дно с галькой и водорослями. Большие противные чайки летали в небе и качались на волнах. Тут я вижу, что та девчонка выскочила на улицу — и сразу же назад. «Трогай», — говорит Рэд. Ковбой и Ник сорвались с места, мигом набрали скорость и дали полный. Непонятно, откуда вдруг взялись миллионы орущих чаек. Я задрал голову и увидал, как они разевают свои огромные клювы, словно ножницы. Слюня Саммерс снялся третьим. Он вел машину чисто и на тихой скорости и запустил булыжником по первому же дому, прямо в окно. Стекло дало паутину трещин, и я заметил, как какая-то старуха маячит за этой паутиной, вроде тех ведьм, каких показывают в фильмах ужасов.

Я начал заводить мотор и не сразу попал ногой на стартер. Рэд снялся — ж-ж-жик! Я же говорю, мы никогда не ждем, если что с кем случилось. Он понесся вперед, и ключ торчал теперь у него из ботинка. Я понял, что он метит на домишко этого верзилы. Наконец я тронулся — как раз тогда, когда на меня набросилась сверху какая-то чайка. Чайки, ясное дело, были ихними шпионами и воевали против нас. Я снялся с места и тут увидел, как верзила выскочил из дому и сел в машину. Он уже набирал скорость, когда я поравнялся с тем домом, который уделал Слюня Саммерс. На крыльце меня поджидал старик. Он запустил в меня железным прутом, который попал в колесо и успел проиграть на спицах свадебный марш, пока я затормозил. Тогда прут откатился в сторону. А «лендровер» набрал адскую скорость. Ковбой и Ник разделились и чудом проскочили по обеим сторонам машины — только их и видели. «Лендровер» приближался. Мужчина за рулем втянул голову в плечи, как чайка, и нос у него походил на клюв, рот открытый — он что-то кричал. Слюня перескочил на другую сторону дороги, «лендровер» вильнул и наподдал по мотоциклу. Саммерсова машина выкинула парочку немыслимых курбетов и опрокинулась. Теперь-то уж у Слюни не было времени ковыряться в носу. Он поднял машину и поехал себе восвояси. Рэд выжал из своей лошадки все, что мог. В жизни не видал, чтобы парень выделывал такие фокусы с большим мотоциклом. Ему удалось вывернуться, но «лендровер» шпарил за ним по пятам, а я тихонечко и аккуратненько развернулся и отправился поглядеть на мол. Там я остановился и стал наблюдать.

«Лендровер» загнал Рэда в тупичок у парапета, но Рэд был тоже не дурак, он сделал маленький разворотик и совсем было вырвался на дорогу, когда «лендровер» поддел его машину. Она прямо-таки выскользнула у Рэда между ног, налетела на тумбу, подскочила и нырнула в открытое море. Я в первый раз увидал «Созвездие» таким красивым: красный лак и хромированные части вспыхнули на солнце за секунду до того, как машина ушла под воду. «Лендровер» повернул и поехал ко мне. Я понесся прямо на него. Он перетрухал и дал тормоз, я вильнул и плавно обогнул его по кривой, а Рэд, прихрамывая, бежал мне навстречу. Я остановился, посадил его и дал полный, он обхватил меня сзади и прижался как девчонка.

Как я и думал, тот кадр стоял в дверях. У нее были черные волосы и белая кожа. Дорога была свободной, но из каждого окна, из каждой двери, из каждой калитки пялились хари. Я услыхал, как «лендровер» наяривает за нами следом, и прибавил газу, но не очень, потому

что дорога все время петляла. На одном повороте я чуть без ноги не остался, но тут мы вырвались на прямую, и я выжал все сто и даже больше. Через четверть мили «лендровер» остался далеко позади, и я вздохнул свободнее. Я видал чаек, как они разевали клювы и кричали, но тот тип, похожий на чайку, тоже был сумасшедший, и весу в нем было побольше. Мы с ходу вырвались на тот берег и только тогда остановились. Ребята нас ждали, а Слюня ковыряйся в носу. На острове все было спокойно, начинался прилив. Ребята молчали, даже Ник молчал. А Рэд, тот и вовсе ничего не сказал, только спустился к воде поглядеть, не покажется ли «лендровер». Ключ все еще торчал у него из ботинка. Он из-за этого прихрамывал, но не обращал на него внимания.

Потом он и говорит мне: «Слышь, Лебедь, перевези меня на ту сторону, у тебя хорошая скорость. Я ему все окна разрисую за мою машину». Ну, я на него посмотрел. Слюня оказал, что он перевезет, но Рэд хотел, чтобы перевез я. Ковбоя с Ником он и просить не стал. Я перевез его, но про себя решил: хватит, буду теперь поосторожней. Вода уже доходила до середины колеса и покрывала втулку, когда мы выбрались на тот берег. Вдруг мы услыхали тарахтение, как от моторной лодки, но это был Слюня. Он догнал нас, чтобы сказать про Ковбоя и Ника, которые укатили домой. Я не хотел рисковать своим подержанным «Созвездием», даже для Рэда не хотел рисковать. Я ссадил его за четверть мили от городка и сказал, что мы отведем машины куда-нибудь в сторону, подальше от дороги, и будем ждать. А что нам было делать? Только подождать его, отмахать до берега и спрятаться в дюнах до отлива. Он не стал спорить и пошел от нас, чуть прихрамывая. До него начало кое-что доходить, это уж точно. Минут через десять мы оттащили машины по скату ближе к городу, спрятали их на боковом проселке, что для повозок, и развернули передом к дороге. И сели ждать.

Мы просидели с час. Его все не было. Начало смеркаться, и замигал маяк. Мы решили, что они-таки добрались до него! День выдался уж больно невезучий, да и народ на острове злой. Мы обогнули город стороной, прошли развалинами, перебрались через какую-то стену, спрыгнули на малюсенькую отмель, где плескалась вода, и завертели шеями, как гуси, чтобы рассмотреть мол. Рэд сидел на той самой тумбе, о которую стукнулась его машина. Ни за что бы не поверил, что он плачет. Честное слово, он сидел там и натурально ревел над своей машиной. Я знаю Рэда с пеленок и просто не мог поверить, что он плачет.

Из маяка кто-то вышел, остановился, поглядел на Рэда и пошел своей дорогой. Потом разошлась пивная, и во всех домах погас свет, один маяк продолжал гореть. Мы воткнули палку в дно у самой кромки и легли на песок. Стало зябко. Никто из местных не спускался на мол. Было тихо. Мы пошли потолковать с Рэдом. Он сидел все на том же месте и глядел туда, где волны нежно баюкали его любимую машину. Он не хотел идти с нами. Он хотел остаться рядом с ней. От горя он стал какой-то чокнутый. Ключ все еще торчал у него из ботинка. Я его вытащил, но Рэд даже и не заметил. Мы оставили его одного. Нам еще нужно было покрыть шестьдесят миль и утром выходить на работу, а на работе не больно-то отоспишься. Мы благополучно добрались до наших лошадок. Взошла луна. Не скажу точно, сколько времени мы там провалялись на песке, но только, когда мы ушли от Рэда с его машиной, та палка уже успела высохнуть. А девочка, у которой были черные волосы, уже давно спала. Она так и не взглянула на меня. Ни разу. Я завел машину и набрал скорость, но нам все равно пришлось обождать, пока спала вода. Мы ждали с час или около того, потом я снова запустил машину и только на полдороге понял, что остался один. Уже с той стороны я увидел, как фонарь Слюни мигает в темноте. Слюня остался ждать Рэда, но я не хотел рисковать и поехал домой. Повестку в суд мне все равно прислали. Всем нашим прислали повестки. Местные с острова — сердитый народ, и уж раз они решили чего добиться, так идут до конца. Так что когда я снова поеду с загородными ребятами «за цветочками», я уж постараюсь обогнуть море миль за сто, будьте уверены.

Перевод В. Скороденко

Джеймс Олдридж

Последний дюйм

Хорошо, если, налетав за двадцать лет не одну тысячу миль, ты и к сорока годам все еще испытываешь удовольствие от полета; хорошо, если еще можешь радоваться тому, как артистически точно посадил машину: чуть-чуть отожмешь ручку, поднимешь легкое облачко пыли и плавно отвоюешь последний дюйм над землей. Особенно когда приземляешься на снег: плотный снег очень удобен для посадки, и хорошо сесть на снег так же приятно, как прогуляться босиком по пушистому ковру в гостинице.