Жажда (Потаенное пламя)
Шрифт:
Карсон мгновенно вспомнил о своей роли дипломата:
– Паркер, Курт, вы должны быть терпеливы с мальчиком. Он только что потерял отца. Смерть Бена очень отразилась на нем.
– Будь он мальчиком, я бы проявил терпение и простил его поведение, – сказал Паркер. – Но в данном случае мужчина тридцати с лишним лет ведет себя как мальчишка. Оливия, вам лучше самой уладить с ним все эти вопросы. Если в этом деле на него нельзя будет рассчитывать как на союзника, наша сделка не состоится. Ваш сын – наследник Бена, и за его поведением наблюдают. Если пойдут слухи, что он не умеет
– Понимаю, Паркер.
Зеленые глаза Оливии превратились в холодные изумрудные льдинки.
– Джеред примет нашу точку зрения. Так было всегда.
Лорен возмутила непоколебимая уверенность Оливии. Джеред был взрослым человеком и мог иметь свое собственное мнение. Она почувствовала потребность защитить его, но какое она имела на это право.
– У него ужасная репутация. О подробностях я не смею упомянуть в присутствии мисс Холбрук, – заявил Курт ханжеским тоном.
– Я не нуждаюсь в информации относительно пороков и добродетелей моего сына, мистер Вандайвер, – огрызнулась Оливия.
– Миссис Локетт, я только хотел сказать…
– Думаю, нам пора прощаться, – перебил сына Паркер. – Мы уже достаточно обсудили этот вопрос. Теперь нам следует продолжить разговор, основательно взвесив все «за» и «против».
Он встал, подошел к Оливии и взял ее руку обеими руками.
– Благодарю за прекрасный вечер, Оливия. Обед был превосходный. С говядиной Локеттов никакая другая не сравнится.
– Не сомневаюсь в нашем дальнейшем сотрудничестве, Паркер. Уверяю вас, что все пройдет гладко.
– Надеюсь.
Курт пожелал доброй ночи Лорен, взяв ее руку и приложившись к ней мясистыми губами. Ей потребовалась немалая выдержка, чтобы не отдернуть руку. Девушка почувствовала огромное облегчение, когда за Вандайверами закрылась дубовая резная дверь с полукруглым стеклянным верхом.
Карсон, Оливия и Лорен стояли в коридоре. В доме царила полная тишина. Лорен повернулась к Оливии и посмотрела ей прямо в лицо:
– Миссис Локетт, почему вы солгали, объясняя причину моего появления здесь? Таким образом я невольно становлюсь соучастницей этой лжи.
Она сама удивилась своей смелости, но честность была неотъемлемой частью ее натуры.
– Невольно? – переспросила Оливия, и ее брови взлетели вверх, как два черных крыла. – Вы могли опровергнуть мои слова, но не сделали этого. Полагаю, вы так же, как и я, поняли, что моя история выглядит более правдоподобной и менее… компрометирующей.
Лорен посмотрела на Карсона, но тот не отрывал глаз от своих башмаков, не изъявляя желания прийти ей на помощь. Она сцепила руки и закусила нижнюю губу, сдерживая искушение вновь объяснять этой женщине, что между ней и Беном не было ничего, кроме дружбы, никаких отношений, которых можно было стыдиться.
Два месяца. Она должна продержаться хотя бы два месяца. И тогда… Лорен пожелала им спокойной ночи и поспешила наверх.
Карсон, лежа в постели, наблюдал за Оливией. Она вышла из-за декоративной ширмы и обнаженная прошла через комнату.
Эта женщина не переставала удивлять его. Он знал, что ей больше пятидесяти лет, но ее великолепное тело отрицало этот факт. Пока Оливия вынимала шпильки из прически и распускала волосы, он любовался ее высокой, крепкой, полной грудью, отражавшейся в зеркале-псише [8] . Живот у нее был плоским, бедра не отяжелевшими, как обычно бывает у женщин среднего возраста, а упругими и стройными, кожа на ягодицах гладкая.
Каждый раз при виде ее красоты Карсон болезненно ощущал свои физические недостатки. Уже не удерживаемый плотно обтягивающим жилетом живот отвисал, а короткие ноги с возрастом потолстели. Карсон всегда завидовал высокой, гибкой фигуре своего друга Бена. Его тренированное тело и густые белые волосы сводили женщин с ума, даже когда Бен был далеко не молод.
Нисколько не смущенная тем, что ее так пристально разглядывают, Оливия подошла к постели и прикрутила газовую лампу. Затем легла и, положив голову на надушенную наволочку, устало вздохнула.
– Сегодня вечером ты держалась великолепно, дорогая. Понимаю, как ты утомлена, – сказал Карсон, протягивая руку, чтобы коснуться своими короткими, толстыми пальцами роскошных волос Оливии.
– Мерзавцы, – прошипела она, – они знают, что загнали нас в угол, и уж теперь не упустят своего, будут лягать нас, пока не добьют. Если бы я так отчаянно не нуждалась в железной дороге, ни за что на свете не стала бы тратить время на этих немецких сукиных детей.
Карсон давно привык к ее манере выражаться. Его радовало, что Оливия так откровенна с ним, значит, она ему доверяет.
– Знаю, дорогая, но какое-то время нам придется им подыгрывать. Нам и прежде случалось идти на жертвы, но это всегда приносило пользу.
– Да, но на этот раз это переходит всякие границы.
– Забудь о них и попытайся расслабиться, – сказал Карсон, прижавшись к ней своим плотным, коротким телом.
Карсон слегка погладил Оливию по щеке и быстро поцеловал ее в губы – на большее он не решался, зная, что более пылкие поцелуи не доставляют ей удовольствия. Карсон провел рукой по ее шее и груди, нежно лаская то одну грудь, то другую. У Оливии была всего одна беременность, и соски ее не потемнели, а оставались такими же розовыми, словно у юной девушки. Он наслаждался, чувствуя тепло ее тела, упругость грудей, до тех пор, пока она не стала проявлять нетерпение. Ее беспокойные движения были для него сигналом, что пора переходить к делу.
Он лег на нее и не встретил сопротивления, когда его плоть вошла в ее тело. Его страсть достигла апогея и сошла на нет в считаные минуты. Он никогда не делал попыток продлить наслаждение. Монахини в Школе урсулинок [9] в ее родном Орлеане научили Оливию: леди не должны получать наслаждение от сексуальных отношений, они покоряются и терпят это из любви. Карсон это понимал. Если у него временами и появлялось желание добиться от Оливии более теплого приема, то это было не более чем мимолетной фантазией. Его собственные крики восторга заглушала пышная подушка, в которую он зарывался лицом.