Жажда (Потаенное пламя)
Шрифт:
Они уже выехали из города и теперь направлялись на запад. Когда Лорен вынула шпильки, удерживавшие ее шляпку, Треверс позволил себе заметить:
– На вашем месте я не стал бы ее снимать, мисс Холбрук. У нас жаркое солнце, и ваш хорошенький носик облупится.
Лорен согласилась с ним и снова надела шляпу, но сняла жакет. Легкий ветерок, усиливающийся движением повозки, до известной степени охлаждал ее влажную кожу.
Когда Лорен уселась на прежнее место, Треверс вернулся к своим размышлениям. Дикий бык там, на дне повозки, уже был достаточным основанием для того, чтобы не позволить порядочной женщине
Джеред Локетт был притчей во языцех во всем штате по причине своего порочного поведения и пьянства. В молодости его считали юным прожигателем жизни, но с тех пор, как ему исполнилось тридцать, его эскапады стали вызывать всеобщее презрение. Когда же наконец Джеред возьмется за ум и будет вести себя достойно? Не похоже, что скоро, мрачно решил Треверс.
Всего месяц назад Джеред вызвал большое смятение на вокзале в Розенбурге. Вместе со своими безалаберными приятелями он пришел в заведение Харви и провел там весь день за выпивкой и игрой. Их присутствие нельзя было не заметить – они вели себя, как стая диких собак. Джеред стал приставать к одной из самых привлекательных девушек Харви с недостойными предложениями. Официантки в железнодорожных ресторанах Санта-Фе известны своей строгой нравственностью. Единственным предложением, которое мог сделать мужчина одной из этих молодых особ, должно было быть предложение вступить в брак и жить в увитом виноградом домике.
Когда девушка решительно отвергла его домогательства, Джеред начал вести себя агрессивно. Управляющему пришлось выкинуть его вон, но уже после того, как он устроил побоище, разломав кучу мебели и разбив гору посуды, при этом дрался, как демон, вырвавшийся из ада, и даже поколотил нескольких посетителей. Шестеро мужчин с трудом обуздали его.
Итак, вздохнул про себя Треверс, возможно, эта молодая женщина ничего не знает о проделках Джереда Локетта. Вне всякого сомнения, они напугали бы ее до смерти.
– В сентябре здесь всегда так жарко? – спросила Лорен, пытаясь вовлечь начальника станции в разговор. Присутствуя на всех приемах у Пратеров уже много лет, она в совершенстве овладела искусством вести ничего не значащую беседу. Мистер Треверс был добр к ней, но по его нахмуренному лбу, озабоченному выражению лица и взглядам, которые он изредка бросал на нее, Лорен видела, что он чем-то озадачен. Неужели она так не похожа на жительниц Техаса?
– Да, – ответил он, стараясь ободрить ее улыбкой, – обычно первые приезжие с севера появляются здесь в конце октября. Большей частью сентябрь у нас бывает жарче июня или даже июля. А как насчет… – Треверс запнулся, не закончив фразы, но Лорен поняла, что он хотел спросить.
– Северной Каролины? Я жила, живу в Клейтоне. Это маленький городок недалеко от Рэли. И там… нет, в сентябре там не бывает так жарко.
– Так вы там познакомились с Беном? – спросил он с любопытством. На ее утвердительный кивок он отреагировал новым вопросом: – Что же Бен делал в Клейтоне?
Лорен рассказала о дружбе между своим опекуном и владельцем ранчо.
– Многие годы они переписывались, но последние десять лет или около того письма стали приходить нерегулярно. И вот на обратном пути из Нью-Йорка, где он был по делам, Бен решил навестить старого друга.
– Сколько времени вы живете со своим опекуном?
Может быть, он проявляет излишнее любопытство? Он не хотел ее обидеть, и ни один человек в здравом уме не рискнул бы раздражать Бена Локетта. Однако она ответила ему с готовностью и без всякого смущения:
– Мой отец тоже был священником. Абель Пратер был его начальником. Мне исполнилось двенадцать, когда отец умер. Пратеры дали мне дом и семью.
– А ваша мать? – спросил Треверс тихо.
– Мне было три года, когда она умерла родами. Младенец, мальчик, родился мертвым.
Ее голос стал еще более тихим и нежным. Треверс заметил, что Лорен потрогала часы-брошь, приколотые к блузке как раз в том месте, где возвышались два упругих холмика девичьей груди.
Эта маленькая брошь – единственное, что осталось у нее в память о матери. Она и еще портрет ее родителей в день свадьбы. Лорен пыталась вспомнить дни, проведенные с этой хорошенькой миниатюрной женщиной, изображенной на портрете, но воспоминания не приходили.
Лорен часто думала, что скрывалось за этим робким взглядом, смотрящим на нее с портрета, каким человеком была ее мать. В минуты тяжелых переживаний или накатывающей тоски по материнской ласке она прикасалась кончиками пальцев к часам, словно этот простой жест мог приблизить ее к матери, заменить общение с ней. Это стало привычкой, смысла которой Лорен не сознавала.
После смерти молодой жены Джеральд Холбрук полностью посвятил себя работе. Он погружался в религиозные книги и обдумывал теологические доктрины в часы, свободные от службы или подготовки к проповеди. И если заботы о его юной дочери падали на плечи очередной домоправительницы, то такова была цена, которую надлежало платить за преданность Христову делу. Лорен знала, что отец по-своему любит ее, и не огорчалась из-за недостатка его внимания, но не могла не чувствовать этого. Она была бы рада более явному проявлению отцовской любви, но понимала, что отец, как Бог, существовал в другом мире.
Лорен была послушным ребенком, спокойным и ненавязчивым, и тихо сидела возле отца, когда он занимался в библиотеке. Она рано научилась читать, и персонажи книг стали ее товарищами по играм и поверенными ее тайн. Ее одноклассники не ощущали особой потребности вовлекать «священникову дочку» в свои игры и проказы. Одиночество научило Лорен придумывать для себя развлечения.
Когда Джеральд Холбрук умер, Лорен почти не скучала по нему. Она переселилась в дом Пратеров и без возражений подчинилась укладу их жизни. Они были добрыми людьми и бездетными, поэтому с радостью приняли в свой дом девочку-подростка. Чета Пратеров ничего не жалела для Лорен и даже наняла ей учителя музыки. Девочка оказалась музыкально одаренной, и фортепиано стало ее страстью так же, как и книги.
Каждый, кто приходил в изобилующий безвкусными безделушками дом Пратеров, тут же узнавал о том, как они гордятся Лорен. Она ни разу не обманула их доверия и не разочаровала их.
До тех пор, пока не появился Уильям. Как несправедливо, что их отношение к Лорен изменилось из-за него! Ее не в чем было обвинить!
– Мисс Холбрук? – Эд Треверс уже в третий раз задавал ей один и тот же вопрос. Наконец ему удалось привлечь ее внимание.
– Прошу прощения, мистер Треверс. Что вы сказали?