Жажда…
Шрифт:
– Я не к Вам! – Услышал в спину. – Могу ли я увидеть Игоря?
Мне в пору было впасть в ступор, но тут из калитки вышел взъерошенный сынок, в трусиках и маечке, в шлепках. Видимо, только проснулся. Женщина, сделав два шага к мальчику, рухнула перед ним на колени и стала целовать ему руки, не сдерживая слез. Придя в себя, помог ей подняться, проговаривая в полголоса что-то типа «перестаньте, не надо…». Игорь же отнесся к происходящему, как к ритуалу, который нужно просто принять и переждать. Дождавшись момента, когда посетительница немного успокоится, он без тени эмоции ответил на незаданные вопросы о том, что поедет в ту поселковую поликлинику после завтрака, когда, как ему обещали, туда приедет реанимобиль с полным набором подходящего оборудования. После того, как пациента
– Да, – пытаясь вернуть себе статус человека что-то здесь решающего, – отпускайте такси. Я отвезу вас, куда Игорёшка скажет.
Поскольку от предложенного чая с бутербродами она отказалась – «кусок в горло не лезет» – я оставил её сидеть на диване, а сам пошел одеваться. Спустившись через несколько минут застал сына готовым к отъезду. Женщина ждала во дворе.
– Ну, что, – с, возможно, неуместной весёлостью, – у нас дома будет новый пациент?
– Нет. Мама против.
– А ты сам, – показывая, что главная тут не Валя, – ты чего бы хотел?
– Я не хочу расстраивать маму.
Когда я предложил нашей посетительнице сесть в машину, она некоторое время недоверчиво смотрела то на меня, то Игоря. На мгновение мне показалось, что в её глазах промелькнул страх, что она не может себе позволить подобную экскурсию. Но и не поехать она тоже не может. Мимолётный взгляд в сторону дороги с надеждой увидеть там хоть какое-нибудь транспортное средство, которое поможет ей выпутаться из этой сложной ситуации. Поскольку сынок обошел машину с другой стороны и по-свойски уселся на заднем сиденье, я позволил себе небольшое подобие шутки:
– У меня, как у водителя, оплата повременная. – Кивнул в сторону севшего пассажира. – А вот доктора ждать не любят. Садитесь быстрее! – Почти в приказном порядке.
Несколько минут женщина – «Любовь Николаевна, но лучше просто, Люба» – сидела молча в застывшей позе. Видимо, от напряжения спина затекла, и она расположилась поудобнее. А это в свою очередь сняло напряженность. После этого на нас с Игорем полился словесный поток, не прекращающийся на протяжении всей поездки. Мы узнали, что вчера, как только ей сообщили об аварии, в которую попал сын, она примчалась в отделение травматологии областной больницы. Долго не было никакой информации, но потом сказали, что доставят в хирургию второй городской. В приёмном отделении этой больницы Любовь Николаевна просидела почти до полуночи, пока не вернулась бригада неотложки, выезжавшая на место происшествия. От них она узнала о спасении сына, когда надежды практически не было. Узнала о роли Игоря в этом спасении. Выпросила адрес этого волшебника. (Вот кто сдал нашу конспиративную явку!) Тем более, что дежурный врач сразу предупредил: в поселковую поликлинику ей ехать незачем, не пустят. Единственная надежда навестить сына будет только в больничной палате, но разрешение на транспортировку пациента будет принимать заведующий отделением лично, когда на реанимобиле туда приедет.
Потом тема монолога плавно перешла на личность сына. «Алешенька», кто бы в этом сомневался, очень хороший мальчик. Вот только рано потерял папу, поэтому мужской руки в его воспитании не хватало. Не привили парню чувство ответственности за свои поступки. И папа его был мужчиной хорошим, добрым, работал вахтовиком на буровой. Простывал сильно. А между вахтами выпивал. От этого рано помер. А она всё делала, чтобы сын ни в чем не нуждался…
Детские и юношеские годы парня мало интересовали меня, но Игорь слушал внимательно. По крайней мере, со стороны именно так это выглядело. Я же включил негромко радио и перестал следить за нитью повествования.
До нужного места доехали быстро. Быстрее спецмашины. Поэтому в ту часть поликлиники, где были две палаты с пациентами, медсестра нас не пустила. Точнее, пустила только Игорька, после того, как он переоделся. Мне же с Любовью Николаевной не оставалось ничего другого, как ждать на свежем воздухе. Минут через двадцать подъехал фельдшер, занимающий по совместительству пост начальника фельдшерско-акушерского пункта. Как типичный представитель своего поколения – лет шестьдесят – желающий продемонстрировать свою значимость, выдал главную новость: ожидается визит главы облминздрава. А как же? О случившемся, об уникальном случае спасения, он, как положено, доложил руководству. Сами понимать должны! Если прибудет высокое начальство, а в палате находятся посторонние – это нехорошо. Поэтому ожидайте тут, на улице, приезда врачебной бригады. Потом, не упуская возможность покрасоваться, начал рассказывать о вчерашнем происшествии и своей роли в деле спасения парня, попавшего в аварию. Принимая охи моей спутницы за комплименты, а её смахивание платком слезинок в качестве показателя красочности его рассказа, расхорохорился не на шутку. К концу повествования выходило так, что бригада могла и не приезжать, он бы в одиночку справился. Любопытно, до чего бы ещё он договорился, если бы прямо к крыльцу не подкатила служебная машина министра здравоохранения области.
Почему большинство чиновников стараются невербально донести до окружающих свою усталость? Заодно всем своим видом показывая нежелание с кем бы то ни было о чем-то говорить. Делая исключение только для подчинённых, которым во время отчета будут задавать уточняющие вопросы, а в конце давать рекомендации, обязательные к исполнению. В двух метрах от двери, услужливо распахнутой перед ним его помощником, министр обернулся, окидывая взглядом двор поликлиники. Все ли случайные очевидцы оценили важность момента? Скользнув невидящим взглядом, продолжил движение. Но в дверном проеме резко остановился. Развернулся и быстро зашагал по направлению к нам. На ходу метров за пять выставил вперёд руку для приветственного рукопожатия и расплылся в улыбке любезности:
– Владимир Иванович! Вам тоже доложили об уникальной операции? Приехали, так сказать, лично …
Чтобы немного сдержать его порыв, сделал шаг навстречу, слегка согнув руку в локте:
– Семён Леонидович, – без особой радости в голосе, – я здесь в качестве водителя. Привёз Любовь… – чуть не поперхнулся от смеха, понимая, как это звучит, – Любовь Николаевну. – Поправил себя же твёрдым голосом.
– Это надо же! – Всё в том же приподнятом настроении. – Это кто же приехал, если сам Крюков у него водителем!
Дежурно посмеялись несколько секунд.
– Ну, я действительно привез маму парня, – замялся, подбирая слово, – ну, парня… – в поисках поддержки слегка развернулся в сторону женщины.
– Я бы удивился, если бы Крюковы остались в стороне от чужой беды.
Похоже, министр достиг запланированного количества комплиментов в мой адрес. Тут же повернул корпус в сторону фельдшера:
– А ты чего гостей на улице держишь? Веди!
– Так это, – опешил, – врач не разрешил…
– Веди, давай! – Дружески похлопал его по плечу.
Мы двинулись в сторону входа, где по-прежнему держал дверь открытой помощник министра. Чуть отстав, Любовь Николаевна полушепотом спросила меня:
– Вы и есть тот самый Крюков? – Словно эту тайну могли подслушать случайные прохожие. – Крюков Владимир Иванович? – Зачем-то повторила.
– Тот самый? – Так же нелепо переспросил я.
Женщина от удивления приложила ладонь к щеке, приоткрыв рот. Так и вошла в дверь поликлиники.
Вид внутри был ещё плачевнее, нежели снаружи. Стены красили последний раз, вероятно, не в этом веке. Пол, покрытый потемневшим от времени линолеумом, местами вздулся, местами прогнулся. Для пожилого человека хождение по нему вполне могло бы заменить полосу препятствия. Наличие лавок возле кабинетов объяснялось лишь тем, что положено, чтобы они были. Для сидения они мало подходили. Единственным светлым пятном можно признать плакаты на стенах о вреде курения и пользе прививок. Им, судя по графике, было не более пяти лет. Правда, при таком освещении читать их едва ли возможно. Но, картинки посмотреть, ожидая приема, вполне допустимо.