Жажду утоли огнем
Шрифт:
Глава третья
Нет, садились мы, конечно, не в лесу… В самый последний момент кромка леса резко удалилась в сторону, и внизу замелькал асфальт.
«Шоссе! – сообразила я. – А я-то думала, что придется прыгать с парашютом…»
Никаких парашютов не понадобилось. Для нашего самолета шоссе очистили от машин, и мы благополучно приземлились километрах в пяти от села Полоцкое, куда обязал нас прибыть приказ генерала Чугункова… Эти пять километров мы проделали на обычном разбитом «газике» директора подмосковного совхоза, в состав которого входило и село Полоцкое… Больше ни одной машины в распоряжении диспетчера объединенного штаба пожарно-спасательских работ не нашлось – все были заняты на переднем
– Жителей в селе много осталось? – спросил Игорек рыжего парня лет семнадцати в разодранных джинсах и замасленной фирменной рубашке.
Парень сидел за рулем «газика», как в седле норовистой лошади, и не обращал никакого внимания на выбоины и ямы на разбитой колесами мощных машин лесной дороге. Машина подпрыгивала на кочках так, что мы головами врезались в брезент, которым был затянут верх машины и рисковали вообще свернуть себе шеи… Это – запросто, показалось мне в первый момент…
– А че осталось-то? – ответил парень. – Не уезжал никто.
– Почему? – пожал плечами искренне удивленный Григорий Абрамович. – Через несколько часов деревня ваша сгорит.
– Это мы еще посмотрим, как она сгорит, – уверенно возразил парень, – огонь-то вроде к северу повернул. А здесь – погасили, говорят… Так че ехать? Да и куда? В Сухую-то Елань? А хрен ли там делать-то? Здесь – дом, скотина, земля… А там че? У чужого дяди – Христа ради? Да на хер оно сдалось!
– Какая ж у тебя-то скотина? – заспорил очень далекий от сельской жизни горожанин до мозга костей Игорек. – Тебе лет-то сколько?..
– Лет-то? – переспросил парень. – Да возраст у меня племенной.
– Это как? – поинтересовался Игорь.
– Да как у стоялого быка! – засмеялся парень, сверкнув белыми зубами не то на испачканном сажей, не то от природы смуглом лице…
– Что в селе делается? – спросил Григорий Абрамович. – Народ что говорит?
– Известно, что делается, – хмыкнул парень. – Бабы орут, барахло собирают, мужики в лес пошли – пожарным пособлять, пацанва шныряет везде – где бы что украсть, девки – тоже в лес, поближе к пожарным, девки у нас счуплые, охочие.
– Какие-какие? – переспросил Игорек, которого, видно, забавлял разговор с парнем, как с какой-то диковинной личностью.
– Любят, когда их счупают. Охота им, страсть как! – с уверенностью пояснил парень. – Бабе первое дело – чтоб ее помяли…
Меня раздражал не столько парень, сколько Игорек, который возбудился до неприличия, почувствовав в парне что-то родственное своему юношески неутоленному интересу к женщинам.
«И этот похотливый козел еще смел приставать ко мне когда-то со своим вниманием, – возмущенно подумала я. – Впрочем, что это я так разволновалась сама-то? Игорек у нас инфант известный. Бросается на каждую юбку… Вернее – под каждую юбку».
– Тебя как зовут? – серьезно спросил парня Григорий Абрамович, которого, как я давно уже знала, тоже всегда раздражал такой вот юношеский сексуальный треп, особенно если в нем участвовал Игорь.
– Петром Михайловичем зовут, – солидным тоном объявил парень.
– Ты, Петр Михалыч, скажи мне, жертв у вас в деревне не было? – спросил его Грэг, специально, чтобы сбить собеседника на другую тему.
– У нас – не-е… – тут же ответил парень. – У нас бог миловал. А вот в Красавке больница погорела, а старух вывести оттуда не успели… Там старухи у нас жили, ну, которые одни остались, а делать ничего не могут сами… Так их в больницу свезли… Жили на всем готовом во флигельке больничном… Старух тридцать, однако, там было, надо думать… Со всех же деревень окрестных свозили… Ждали тоже до последнего… Думали, авось пронесет стороной… Да и машин ни одной не было, все в лес услали, на пожар… Уж когда заполыхали деревья в палисаднике больничном, главврач покидал больных в подводы и ну лошадей нахлестывать… Отъехали от Красавки верст пять, он и спохватился. Старух-то во флигельке забыли! А флигелек ветхий был, деревянный… Он, поди, как порох вспыхнет! Погорят старухи-то! Навряд кто из них сообразит, что бечь надо от огня… Они ж там из ума уже повыживали, имена свои позабыли… Схватился главврач и – обратно. А там уже горячо, лошади близко не идут к огню. Так главврач – Василь Семеныч – он старух друг за дружку позацеплял руками и велел за ним потихоньку идти. Вывел их гуськом на берег Красавы – да прямо в воду завел, где им по колено, да сесть заставил. Пока деревья на берегу горели да больница полыхала, он их водой сбрызгивал… В суматохе-то одна старуха и захлебнулась. Когда прогорело, он их на берег вывел, пересчитал – двадцать девять! Батюшки-светы! Наверное, решил Василь Семеныч, во флигельке одна старушенция осталась, не уследил. Пошел искать. Ничего, знамо дело, не нашел. А она через час сама всплыла на речке-то…
Мрачная история, рассказанная этим рыжим Петром Михайловичем, подействовала на всех угнетающе, даже на него самого. Все притихли и молча поглядывали по сторонам, рассматривая молодые стройные елочки, которым предстояло через некоторое время превратиться в обгорелые пеньки, а то и просто – в пепел.
Парень лихо выскочил из леса, тряся нас по ухабистой дороге, и мы увидели, что навстречу нам движется стадо коров, которое подгоняли трое пареньков-подростков на лошадях без седел…
– Куда гоните? – высунувшись из окошка, крикнул парень одному из пастухов.
– В Сухую Елань, – крикнул тот в ответ, и наш водитель нажал на газ. «Газик» взревел мотором, коровы шарахнулись в стороны, и мы, вырулив из стада, помчались дальше, навстречу деревне, за которой уже видна была полоса дыма, поднимавшегося над горизонтом…
– Это теперь на мясокомбинат все стадо загонят! – заявил нам парень с досадой. – За гроши сдадут! Такая кругом херня творится!
Видно было, что он расстроен не на шутку. Я взглянула на Игорька. На лице у того я, кажется, уловила недоумение. Если стадо сохранять негде, судя по всему, рассуждал Игорек, значит, самое рациональное решение – забить все стадо и сдать мясо на комбинат… Почему расстроен парень, Игорю было невдомек…
Я этого рыженького паренька очень хорошо понимала… Ему не нравились рациональные решения. Умом он, может быть, и понимал, что другого выхода просто нет, но это его не устраивало… Он жил на этой земле и чувствовал себя ее хозяином, пусть бесправным и беспомощным, но хозяином… А Игорек был гостем на этой земле и ни за что не отвечал… Впрочем, он и в Тарасове, в своей собственной квартире чувствовал себя гостем и пока что ни за что и ни за кого не нес ответственности…
А между тем был почти вдвое старше этого самого Петра Михайловича с едва-едва пробившимися усиками на верхней губе…
«Газик» въехал через плотину между двумя не то прудами, не то озерами на деревенскую улицу… У каждого из домов суетились люди…
Заняты они были самым обычным делом в сложившейся ситуации. Они пытались спасти свое добро, нажитое долгими годами нелегкого деревенского труда… У одного из домов стояла старенькая полуторка, доверху набитая какими-то шкафами, сундуками, стульями… Из кучи скарба в разные стороны торчали черенки лопат, вил и граблей, а на самом верху, на стуле сидела молодая девка и держала в руках телевизор… Мотор полуторки работал с оглушительным треском, кашляя и чихая, и мне не слышно было, что кричит девке толстая женщина со скатанным в трубку ковром в руках, судя по всему – ее мать…