Ждать у моря погоды

Калько Анастасия Александровна

– Как твоя книга?
– спросил Коган, отложив папку и скучливо поглядывая в окно.

– Сделала тайм-аут. Надо лучше продумать одну из сюжетных линий, что-то она провисает.

Немного помолчали. Навстречу с ревом и свистом пролетел двухэтажный поезд. Замелькали домики, фруктовые сады и поля.

– Вот моя деревня, вот мой дом родной, - пропел Ефим.
– И как тут только люди живут? Полустанок "Мняняняцатый километр", возле которого даже не каждая электричка останавливается. Леса да луга да запах коровьего навоза! Можешь закидать меня тапками, но я - закоренелый

урбанист, и эту пейзанскую романтику не приемлю!

– Лень чемодан потрошить в поисках тапок, - вяло отшутилась Наташа.
– А знаешь, и в провинции есть свои прелести. Разве тебе не понравилось у мамы в Черноречье весной? Во всяком случае, - поддела она, - варенье тебе очень даже понравилось, и пироги хорошо пошли! Да и шашлычок под коньячок на берегу речки тебя воодушевил!

– Зато сигнал там на букву "х", только не хороший, - парировал Коган, - хуже, чем в поезде. Я себя чувствовал янки при дворе короля Артура! А бегать каждый раз на остановку, когда нужно позвонить или принять почту, задолбало. Только ради вас с Белкой и терпел.

Дома за окнами стали выше, проселочные дороги сменились асфальтовыми, замелькали рейсовые автобусы и троллейбусы.

– Длительная стоянка, - посмотрел в расписание Ефим, - полчаса. Как там у вас в армии говорили? Покурить-оправиться? И почему ты не ходишь в тамбур между стоянками? Я парень простой: дал кому надо Хабаровск и курю между вагонами, и кто бы мне что сказал, а ты маешься, ждешь станцию!

Наташа пожала плечами:

– Ничего я не маюсь, нормально могу подождать. А ты, Фима, больно легко Хабаровсками швыряешься.

– Могу себе позволить, - гордо ответил адвокат.

Наташа тоже заглянула в расписание:

– В Россошь уже вечером заедем. Надеюсь, там будет открыт хоть один магазинчик меда на платформе - хочу привезти маме баночку в гостинец.

– И я прихвачу для Белки.

Навстречу поезду промчалась, кувыркаясь, крупная, но, очевидно, легкая рекламная фигура важного карапуза в подгузниках с табличкой "Магазин Счастливый Малыш" в пухлых руках.

– Фигасе ветер, - изумилась Наташа, вспомнив любимое восклицание Жанны, выражающее любые сильные эмоции.
– Ты это видел, Фима?

– Видел. Крепления с мясом вырвало, - покачал головой Коган.
– Нас хоть с платформы не сдует?

– Тебя - уж точно нет.

– Да и ты не Дама В Голубом.

Поезд постепенно снижал скорость, степенно постукивая колесами. За окнами потянулись вокзальные строения.

Увидев вывернутый наизнанку зонтик уличного кафе и официанток, бегущих за "раскладушкой" с меню и прейскурантом, Наташа и Ефим тревожно переглянулись. Похоже, ветер в Липецке разобрался не на шутку. А что будет дальше, ближе к морю?

*

– Ох, не нравится мне этот ветер!
– заорал Ефим, подходя к Наташе с пачкой газет, двумя бутылками "Липецкого бювета" и пачкой печенья.
– Если и на Кубани так же задувает, как бы не закрыли переправу! Мост-то, я слышал, пока еще не фурычит! Вот, блин, "штроили мы, штроили..."...

– С мостом все нормально, а прикрыли его временно из-за прокладки железнодорожного полотна, - уточнила Наташа.

– Да мне пофиг, - Коган закурил, заслоняя огонек зажигалки от ветра.
– Важно то, что опять придется тащиться на пароме, а если пролив заштормит из-за этого ветра, переправу тоже могут закрыть!

– Типун тебе на язык!

– Лучше типун, чем опоздать на процесс!

– А как же ты с типуном будешь участвовать в прениях?

– Тут уж мне и десять типунов не помешают.

– Нет, ну вот что это такое?!
– раздался у них за спиной резкий, немного визгливый голос. Наташа с Ефимом синхронно вздохнули: "О-о-о, Господи, опять этот придурок из пятого вагона! И не надоело ему?".

– Выхожу из вагона прогуляться на свежем воздухе, а должен вместо этого ваш дым глотать!
– не унимался лысеющий сутуловатый мужчина лет сорока.

– На платформе курить разрешается, - спокойно сказала Наташа, наступив на ногу уже наливающемуся злостью Ефиму, - вот разрешающий знак.

– Зна-ак!
– передразнил пассажир.
– Знак вы мне показываете! А что дети выходят побегать и тоже должны вашей вонью дышать - это вас не колышет? Знак стоит, значит, можно совесть терять? Сами травитесь и других заставляете!

В пятом вагоне ехала большая группа детей лет семи-восьми с воспитателями.

– Трогательная забота о детях, - не утерпел Коган, - а не вы ли утром в Ельце ругались с их воспитательницей и грозились написать жалобу начальнику поезда из-за того, что эти самые дети носятся и лазают по полкам, не давая вам спать, и всю постель вам истоптали грязными пятками, дергают двери и развели в вагоне помойку? Напомнить, как вы сцепились с воспитателями? Вы еще сказали, что такое стадо нужно в клетке перевозить, как мартышек, и грозились сбросить с поезда на ходу того, кто еще раз полезет через вас на верхнюю полку! А теперь вдруг с чего-то вы стали защитником детей!

Скандалист угрожающе запыхтел, но тут Наташа потянула Ефима за руку:

– Фима, пошли! Или ты хочешь задержаться в Липецке?

– Фима, - передразнил скандалист, - ох, много воли вам нынче дали!

– Чего?!
– рявкнул Коган, сжимая кулаки.

– Не всех вас в войну перешлепали, а жаль!
– скороговоркой выпалил скандалист и спешно протолкнулся в свой вагон, ввинтившись в толпу гомонящих детей.

Коган рванулся следом, но проводница остановила его:

– Пройдите в вагон, граждане, поезд отходит через три минуты!

– Ну, подстерегу я этого г...ка, - в купе Ефим никак не мог успокоиться, - пойдет в сортир, а я его мордой в унитаз насую, как кота! Эх, жаль, туалеты сейчас био, чистые, не то, что раньше, вот в старый бы его...

– Сломаешь технику, - предупредила Наташа, - в био посторонние предметы совать нельзя, он даже от салфетки испортиться может.

– Штраф заплачу, компенсирую стоимость ремонта, но этого ушлепка проучу за его язык поганый, помяни мое слово!
– ярился адвокат.

Наташа понимала, что сейчас успокаивать и отговаривать Когана бесполезно, да и сама готова была наподдать скандалисту за его слова.