Жечь мосты и грабить корованы

Михнегер Егор

Я стала перебирать в уме все возможные, с моей точки зрения, предметы дележа.

«А может быть, он хотел вместо нее поехать в Йельский университет?» — подумала я.

Ведь после смерти Аллочки туда наверняка пригласили бы Альбину. И если бы не она, то кто бы поехал в Америку? Наверняка Кутузов! Так вот где собака зарыта! Вот почему он хотел отравить Альбину.

И тут мне в голову пришла следующая, еще более страшная мысль. Так, может, тогда и Аллочку с лестницы тоже он скинул? И меня за борт выкинул?! Каков негодяй!

Убийца!! И кто бы мог подумать? Такой симпатичный молодой человек.

Но тут следующая мысль посетила мою совершенно уже измученную голову. Ну хорошо, допустим, Кутузов убил Аллочку Переверзеву. Но зачем ему понадобилось убивать Веронику? Она-то ему чем не угодила, в смысле чем помешала? Этот факт никак не вписывался в общую картину убийств. Помешать Кутузову Вероника никак не могла. Вряд ли Йельский университет нуждался в услугах бывшей парикмахерши. А Вероника в прошлом была мастером расчески и ножниц. Хорошим, кстати говорят, мастером.

Тогда кто же убил жену Кондракова и главное — зачем? Нет, опять ничего не получалось.

После того как Альбине стало намного лучше и она почти что пришла в себя, она пожелала выйти на палубу и подышать свежим воздухом. В ее маленькой каюте, где все это время толпились пять или даже шесть человек, дышать уже было действительно нечем. И если отказать ей в таком естественном желании было невозможно, то и отпустить ее одну мы тоже не могли. А вдруг Кутузов захочет довести свое черное дело до конца?

Поэтому в качестве охраны на прогулку вместе с Альбиной отправился Сеня.

Сначала он незаметно следовал за ней вдоль борта палубы, а когда она уселась в шезлонг, забрался в капитанскую рубку и стал присматривать за ней оттуда.

Все вокруг вроде бы было спокойно. Альбина тихо сидела в шезлонге и смотрела на звезды. Потом она закрыла глаза и вроде бы даже уснула.

Нам же всем было отнюдь не до сна. Мы снова собрались в Борькиной королевской каюте на большой семейный совет. Сначала пытали отца — чего это он там такого наговорил кому-то по телефону, что, услышав это, Альбина с горя решила напиться, и ей это чуть было не стоило жизни.

— С кем ты разговаривал сегодня по телефону и о чем? — спросила я. — Твой послеобеденный разговор слышали Соламатина и Альбина. И что такого ты кому-то там сказал, что после этих твоих слов Альбина резко переменилась в лице и убежала с палубы.

В свете последних событий этот телефонный разговор не имел уже такого особого значения. Ну звонил кто-то отцу по телефону, ну разговаривал он с кем-то, ну расстроилась Альбина Александровна. Но разве могло это идти хоть в какое-то сравнение с тем, что ее пытались отравить?

Конечно же, нет. Но мы все настолько растерялись, что просто не знали, что делать и за какую соломинку хвататься.

У нас у всех просто почва из-под ног уходила.

—

Ну так что? — поторопила я отца. Однако отец не торопился с ответом. — Я сегодня много говорил по телефону, — ответил он, — и не знаю, о каком разговоре идет речь.

— О разговоре на английском языке. И не надо нам рассказывать, чтоб ты целый день говорил с Америкой, даже если так оно и было. Альбину взволновал какой-то конкретный разговор. Какой и с кем? С кем ты разговаривал после обеда, когда находился на палубе?

Отец сделал глубокомысленное лицо, пошевелил бровями, похмурился и наконец вспомнил.

— Кажется, мне звонил профессор Хансен из Йельского университета, и мы обсуждали с ним план предстоящего выступления на международном симпозиуме в Давосе.

— Ну хорошо, — согласилась я, — поговорили вы о Давосе, обсудили план вашего с Хансеном предстоящего выступления. Но вряд ли это могло так уж сильно расстроить Альбину Александровну. Подумаешь, симпозиум в Давосе... Впрочем, может быть, она тоже планировала поехать на этот симпозиум. Не было такого?

— Чего «такого»? — огрызнулся отец.

— Да уж такого. Вы случайно не говорили с Хансеном о том, кто, помимо тебя, поедет в этот самый Давос. Может, Альбина Александровна тоже туда собиралась и узнала, что ты ее с собой не берешь? Ты не говорил, кого планируешь взять с собой в Давос.

Отец подошел к барному столику и налил себе полный стакан минеральной воды.

— Я что президент страны или Академии наук, чтобы брать с собой, кого хочу? Университет, помимо меня, собирался послать на симпозиум еще одного специалиста из нашей научной группы, но к решению этого вопроса я не имею никакого отношения.

— Так, значит, разговора о том, кто поедет в Давос, не было?

Отец отрицательно покачал головой.

— Ну хорошо. Значит, Альбину огорчило что-то другое. Но что? — Я уставилась отцу прямо в глаза.

Но тот низко опустил голову и шумно вздохнул.

— Господи, когда же наконец все это кончится? — вместо ответа спросил он. — Когда же закончится весь этот ужас?

Тут я с ним была полностью солидарна. Действительно очень хотелось, чтобы все это наконец закончилось. Скорее бы уж добраться до Москвы, сойти на берег и убежать от этой злосчастной «Пирамиды» куда подальше и без оглядки.

Однако, к большому нашему огорчению, Борькин секьюрити Климов сообщил нам, что убежать мы скорее всего никуда не сможем.

— До прибытия в Москву, — сказал он, — осталось всего девять часов. И если за эти девять часов мы не сможем найти убийцу, то в порту на борт яхты поднимется следственная группа, и все гости и команда будут задержаны для допроса.

Отец вскинул на Климова усталые глаза и повторил свое:

— О, господи, какой ужас!

Да это действительно был ужас. Такого юбилея еще ни у кого не было, и гости запомнят его на всю жизнь.