Железная хватка
Шрифт:
— Да что мне эти твои еноты! Тут тебе не на енота с ружьишком — тут и на сорок миль енотом не пахнет!
— Ровно то же, что и на енота. Вы просто хотите меня убедить, что эта работа — труднее, чем на деле.
— Хватит мне тут енотов поминать! Говорю тебе — там, куда я еду, не место соплячкам.
— Про охоту мне тоже так говорили. И про Форт-Смит. Однако же вот она я.
— Да ты в первую же ночевку на воздухе примешься канючить да маму звать.
На это я ему так сказала:
— И канючить, и глупо хихикать я уж давно отвыкла. Ладно, решайте. Надоело мне тут из пустого в порожнее переливать. Вы мне назвали свою цену за эту работу, и я на нее согласилась. Вот деньга. Я намерена поймать Тома Чейни, и если вы не желаете, найду того, кто не прочь.Пока я от вас только звон слышала. Я вижу, виски вы хлестать мастер, да еще вот серую крысу убили. А все остальное — пустые разговоры. Мне говорили, что в вас есть закалка, потому я к вам и пришла. А за турусы на колесах я платить не собираюсь. Мне такого и в «Монархе» воз и маленькую тележку навалят.
— Надавать бы тебе по мордасам.
— Это вы прямо из своего корыта свиного сделать намерены? Да постыдились бы вообще в такой грязюке жить. Смерди от меня так же, как от вас, я бы и близко к городу не подошла, а поселилась бы уж где-нибудь на горе Склад, где носы морщить будет некому, разве что кроликам да саламандрам.
Кочет вскочил с кровати, расплескав кофе, а кот с воем опрометью кинулся у него из-под ног. Исполнитель меня было хвать, да я шустро вывернулась, за печку юркнула. А по пути сгребла в горсть расходные ведомости, что у него лежали на столе, и конфорку с плиты прихватом подняла. И бумажки эти над огнем держу.
— Вы бы отошли подальше, — говорю, — коли эти бумаги для вас какую-то ценность держат.
Он отвечает:
— Сейчас же положь бумаги на стол.
А я ему:
— Не положу, если не отойдете.
Ну он и отошел на шаг-другой.
— Маловато будет, — говорю. — На кровать садитесь.
Тут Ли за полог сунулся, а Кочет сел на раму этой кровати своей. Я конфорку задвинула обратно и бумаги его на стол положила.
— А ты иди за лавкой смотри, — рявкнул Кочет китайцу. — Тут все хорошо. Мы с сестренкой вот снадобье варим.
Я говорю:
— Ладно, ваше слово какое будет? А то я спешу.
А он мне:
— Я не могу из города уехать, пока все ведомости не заполню. И пока их у меня не примут.
Я тогда села за стол и больше часа ему эти ведомости заполняла. Ничего трудного в них не было, только пришлось стереть почти все, что он в них понаписал. Формуляры были разлинованы на ячею под пункты и цифры, но почерк у Кочета был такой крупный и корявый, что строки не только занимали собой все квадраты, но и сползали вверх и вниз, туда, где им быть не полагалось. Как следствие, записанные пункты не всегда совпадали с денежными суммами.
Записки, нацарапанные на клочках бумага, без дат по преимуществу, он называл «ручательствами». Например, там могло значиться: «Пайки для Сесила $1,25» или «Важные слова с Рыжим 0,65 цнт.».
— С каким еще Рыжим? — поинтересовалась я. — Не станут они за такое платить.
— Это Компанейский Рыжий, — объяснил Кочет. — Он раньше шпалы клал на «Кати». [40] Ты все равно запиши. Может, и оплатят хоть немного.
— Когда это было? За что? Как можно платить шестьдесят пять центов за важные слова?
40
«Кати»— разговорное название Миссурийско-Канзасско-Техасской железной дороги (от биржевого сокращения «КТ»), зарегистрирована 23 мая 1870 г., самостоятельно существовала до 1988 г.
— Должно быть, еще летом. Его с августа не видали, когда он нам дал наколку на Неда.
— И вы за это ему заплатили?
— Не, ему Шмидт заплатил. А я, наверно, патронов ему дал. Я много патронов раздаю. Всего и не упомнишь.
— Я помечу пятнадцатым августа.
— Так не годится. Напиши: семнадцатое октября. В этой пачке все должно идти после первого октября. То, что раньше было, не оплатят. Поэтому все старые мы задним числом поставим.
— Вы ж сами сказали, что с августа его не видели.
— Ну давай поменяем имя на «Хряк Сэттерфилд» и напишем «семнадцатое октября». Хряк нам помогает в делах с вырубкой, ярыжки эти уже привыкли к его имени.
— Его так Хряком и окрестили?
— По-другому его никто и не зовет.
Я и дальше выжимала из него подходящие даты и нужные факты, чтобы придать весу заявкам. Моей работой он остался очень доволен. Когда я закончила, Кочет полюбовался ведомостями и сказал:
— Глянь, какие чистенькие. Поттер так никогда не умел. Примут с лету, что угодно готов поставить.
Еще я написала короткий договор касаемо дела между нами и заставила Кочета подписать. Дала ему двадцать пять долларов и сказала, что отдам еще двадцать пять, когда мы отправимся. А остаток в пятьдесят долларов будет ему выплачем по успешном завершении работы.
Я сказала:
— Этот задаток покроет наши с вами общие расходы. Я рассчитываю, что вы соберете нам провиант и зерно лошадям.
— Постель ты берешь свою, — говорит он.
— У меня есть одеяла и хорошая клеенчатая накидка от дождя, — отвечаю. — К выезду я буду готова днем, когда раздобуду себе лошадь.
— Нет, — говорит Кочет. — Я буду занят в суде. Мне там надо кое-что уладить. Выехать можем завтра с первым светом. Переправимся паромом — мне еще нужно будет заехать к осведомителю на земле чероки.
— Тогда встретимся после обеда и договоримся окончательно.
Пообедала я в «Монархе». Этот Лабёф за столом не появился, и я понадеялась, что он уехал куда-нибудь далеко. Потом я вздремнула, после чего пошла на конюшню и осмотрела всех мустангов в загоне. Ничем особенным они друг от друга не отличались, разве что мастью, и я наконец остановилась на вороном с белыми передними ногами.