Железная коза
Шрифт:
За минувшие часы дизайн княжеской опочивальни не изменился. Внизу вдоль стен, подобно нарядному цоколю, проходила изразцовая панель, выше располагался узор из стука, покрывавший стены до потолка. Используемые различные материалы несли одни и те же декоративные идеи, выполняли тот же самый рисунок в духе помпезного азиатостандарта. Эти безумно дорогие материалы оживлялись раскраской и легкой позолотой. Глаза бы не видели.
Пурилис не поощрял страсть княгини к роскоши, но Озноба не поощряла разговоры на эту тему. Поэтому латинянин презирал убранство дворца молча. Вместо вычурного столика из эбонита он, например, предпочел бы простой каменный
— Брат, — стал Пурилис трясти Кощубея за плечо, — я вас хорошо понимаю, и даже целиком на вашей стороне, я тоже считаю, что не роскошь украшает монарха, а дела. И я вместо этого персидского ковра постелил бы сушеный душистый чебрец. Но у княгини иные взгляды, и она не одобрит, что ваша коза на ковре сделала кучу. (Проистекающий изо рта спящего конкретный запах навеял латинянину мысль о нарушенном кислотно-щелочном балансе, а далее, по ассоциации, — мультфильм «Ежик в тумане».)
Наверное, колдуну стало стыдно, и потому он никак не отреагировал.
Латинянин всегда знал, что убеждением можно добиться гораздо большего, чем силой. Он перекинул гитару со спины вперед и, закрепляя успех, запел в нос:
Мою любовь нельзя продать, Но что нам не нужно — это любовь! Хочешь не узнать тайну? Вот она: я хочу испортить вечер Вечер легкого дня…Обычно каждая песня Пурилиса начиналась приблизительно так. Далее он принимался что-нибудь изобличать, а заканчивал чем-то вроде: «Мы не все — люди, мы все — уже не дети. Возьмемся за руки. Миром движет любовь…» И так — пока не остановят прямым в челюсть или поленом по темячку.
Но на этот раз ему стала подпевать козочка:
— Бе! Бе! Бе!.. — очевидно, она хотела объяснить, что сокрытая в музыке вселенская тоска не чужда и ее сердечному сосуду чувств.
Колдун рывком сел на кровати и тупо уставился на исполнителей. Лицо, если это можно так назвать, покрылось мертвой зыбью.
— Брат, я тоже считаю, что не роскошь украшает монарха, — тут же прервал бряцанье на гитаре латинянин и придвинулся ближе.
Колдун подумал над мудростью услышанного изречения и ничего не смог возразить по существу.
— Я не сторонник вычурного столика из эбонита, — радостно поделился латинянин, шаркнув босой ногой. Кажется, он нашел родственную душу.
— Бе-бе, — сказала козочка, тоже явно претендуя на дружеское участие.
Маг посмотрел по очереди на столик, козу-дерезу и босого латинянина, присмотрелся — точно босой (каков подлец), зажмурился, перекрестился и снова посмотрел. Кощубей вел себя так, словно ему на экзамене по сценическому мастерству попался билет «Образ лишнего полупроводника в электрической цепи утюга „Браун“».
— Миром правит любовь, — привел свой главный аргумент латинянин, застенчиво теребя заплату на джинсах. Так трудно, но приятно найти настоящего
— Ну, я вчера и нажрался, — поделился в свою очередь Кощубей. — Всякая бредятина мерещится.
— Брат, твоя коза…
— Это не моя коза. Пошли вы нафиг! — отрезал колдун, двинул певца кулаком в глаз, снова рухнул в кровать. И тут же, что интересно, захрапел.
Загадочная блудная душа.
Коза печально посмотрела на певца. Певец вздохнул, осторожно щупая набирающий сок синяк, желтый, как карта Китая. Если бы не убеждения, он бы показал этому хаму. Но животному нужен хозяин. Латинянин гордился тем, что умеет быстро принимать решения, он снял с шеи огромный крест на тесемке, из тесемки сообразил поводок и захомутал козочку.
Животное по-своему скотскому характеру стало упираться, но это для ее же блага! Пурилис осторожно выглянул за дверь. Никого. Вытер о штанину руку, липкую от страха, как не мытые месяц волосы. На цыпочках он потащил животное коридором. Чтобы зверь не издавал лишних звуков, на морду натянул хайрастку. Кто не знает — это кастрированный головной убор.
В одном месте пришлось переждать за колонной, пока пройдет совершающая утренний обход стража. Начальник караула за что-то распекал подчиненных, гремя фряжскими латами, как домохозяйка кастрюлями:
— Идиоты, он же еле на ногах держался! Если бы я не проверял южный пост, одной левой справился бы!..
В другом месте из-за стены журчали женские причитания:
— Ты снова шлялся всю ночь! Я, дура, тебя до утра прождала! Да превратит Бус Белояр [11] выпитое тобой за ночь в ведро помоев с размокшими окурками!.. Говорила мне мама: «Не выходи замуж за дегустатора!».
— Опять мыши цельный бидон молока вылакали! — слышалось с кухни.
Дворец просыпался. Пройти в темное мрачное дворцовое подземелье, да еще с упирающейся козочкой на поводке, было делом архисложным. Но есть бог на свете. Пронесло. Наконец латинянин и животное оказались в самом заброшенном уголке подземелья.
11
Мифологический герой, богатырь, князь Русколани
Настенные надписи были традиционны, они содержали сакральные непонятные для простых смертных изречения типа: «саперные грибы», «унитазный позор», «город стоматологов» и цитаты из аналов правящих династий типа: «Он был женат двадцать лет и при слове „шейпинг“ тянулся к пистолету», или «дюжина поцелуев ниже спины революции». Строители умело использовали особенности гранита, материала твердого, малоподатливого, тяготеющего к широким плоскостям и резко подчеркнутым граням. Сейчас тон помещения казался слегка желтоватым, но сквозь «загар» веков проступал серебристый цвет камня. С потолка мерно капала вода. Под ногами шуршали прелые лохмотья бересты, использованные неведомыми гостями вместо газет.
— Чья козлица? — спросил тогда Пурилис. Он спросил столь тихим шепотом, что даже эхо не откликнулось. — Последний раз спрашиваю: чья коза? — не повышая голоса, упорствовал просвещенный латинянин.
Тишина.
В третий раз открыл рот Пурилис:
— Ну, как знаете. Каждого персонально опрашивать не собираюсь — и со спокойной совестью повел находку на базар. Животное не виновато. Его следует отдать в хорошие руки. Лицо латинянина заняла улыбка шириной в диссертацию психоаналитика.