Железная роза
Шрифт:
— Нет, все, что тут, я помню. Здесь список моих разных псевдонимов, набор кредитных карточек, прав, акт на владение домом, короче, все в таком духе.
— Посмотри все-таки.
Я заглянул в конверт. Ничего, чего бы я не помнил, там не было. Огорчившись, я хотел положить его в сумку, но что-то привлекло мое внимание. Официальный документ с обгоревшими, почерневшими краями. Автомобильные права на имя Франца Майера; это фальшивая фамилия, которой я воспользовался, чтобы взять напрокат машину, оказавшуюся роковой для Грегора. С фотографии смотрело мое лицо, похудевшее,
— Тебе нехорошо?
— Мне вдруг вспомнилась погода в тот день. Черные тучи и солнце, проглядывающее в разрывах. Вспомнил, глядя на эту фотографию…
Я снова глянул на глянцевую фотобумагу, и на меня наплыла новая волна образов: мои руки на рулевом колесе, извивающаяся серо-стальная лента дороги, ярко-белый щит «Гостиница „У Никола“, 100 метров налево». Меня охватил жуткий страх, и я почувствовал, как сжался желудок, словно в ожидании неминуемого удара. Марта с тревогой наблюдала за мной. Она кивнула на права:
— Они были с тобой в машине?
— Да, потому-то они так выглядят.
— А твой пассажир?
— Личность его так и не удалось установить. Само собой, если это был Грегор…
— Так ты его совсем не помнишь?
Я собрался ответить «нет», но меня передернуло дрожью, и возник образ руки, лежащей на засаленных вельветовых брюках. Руки с черными, обломанными ногтями. А в голове звучал голос — голос, совершенно незнакомый, без конца выпевающий одни и те же слова: «Спасибо вы очень любезны спасибо вы очень любезны спасибо вы…»
— Нет! — выкрикнул я.
Марта сбросила скорость и заехала на площадку для отдыха.
Я взмок от пота, меня сотрясала дрожь, а зубы, я чувствовал, были так стиснуты, что, казалось, вот-вот сломаются. Машина остановилась, и Марта склонилась надо мной:
— Что с тобой, Жорж?
— Не знаю. Мне холодно. Страшно болит голова. Ощущение такое, будто сейчас меня вывернет.
Говоря это, я машинально провел пальцами по фотографии Франца Майера и вдруг умолк.
— Что такое? Что с тобой?
— Фото…
Моим чутким пальцам фотография показалась чересчур выпуклой. Я резко повернулся к Марте:
— Господи! Марта!
Не раздумывая, я оторвал фотографию. На колени мне упала маленькая бумажка. Мы смотрели на нее, не решаясь произнести ни слова, наконец я взял ее и медленно развернул. То была шелковая бумага, покрытая какими-то крохотными значками. Я поднес ее к глазам и едва сдержал крик радости: то был список в стенографической записи, список по всей форме — с именами и адресами. Тот самый СПИСОК! А в левом верхнем углу отдельная, особая строчка. Я с трудом разобрал ее, и сразу же боль как будто улетучилась.
«Жоржу от брата Грегора. Да хранит тебя Бог надежней, чем меня».
Марта, смеясь, обняла меня:
— Жорж! Жорж! Это фантастика! Пересечем границу, и ты, если захочешь,
Я крепко прижал ее к себе, но сердце у меня было полно невыразимой печалью, как будто, сам того не сознавая, я присутствовал на похоронах.
Через минуту Марта уже снова вела машину. Надо было как можно скорее пересечь австрийскую границу. Из Австрии мы отправимся в Италию, доедем до Пьемонта, а оттуда во Францию. Путь этот самый длинный, но зато нашим возможным преследователям вряд ли придет в голову, что мы воспользовались им. Я сложил список, открыл сумку Марты и сунул его в пробку пульверизатора духов. В сумке лежал паспорт. Заинтригованный, я заглянул в него, там стояло: Магдалена Грубер.
— Ты что, замужем за Грубером?
— Нет, просто у меня фальшивый паспорт, чтобы легче было разъезжать по Европе. А почему ты спрашиваешь? Тебе это неприятно?
— По правде сказать, мне было бы противно жениться на фрау Грубер.
— Дурачок! Когда ты меня увидел первый раз в Брюсселе, я прилетела туда повидаться с Францем. Он устраивал мне адскую жизнь, мне приходилось иногда уделять ему немножко времени.
Я ощутил горький укол ревности, но удержался и не задал вопрос, на который очень бы хотел получить правдивый ответ. Марта взъерошила мне волосы.
— Не будь ревнивцем, этот тип ничего для меня не значил. Но я не могла поставить под угрозу свое задание и обратить его во врага. Всякий раз, когда я отправлялась на встречу с ним, и поверь, я делала это как можно реже, я пользовалась личным самолетом Зильбермана. В тот раз я вернулась домой минут за двадцать до тебя и едва успела нырнуть под одеяло, когда услышала, что ты входишь в дом. Но хуже всего было то, что я не знала, что ты меня заметил. А связала я твое пребывание в Брюсселе с тем ограблением позже, когда ты смотрел телевизор. Слепой — это был ты, да?
— Из тебя получился бы грозный легавый! Ну а во второй раз, в день ограбления?
— Мне нужно было встретиться с одним из командиров бригад, который был проездом в Брюсселе, и я объявила, что хочу повидать Франца. Бедняга, он просто в себя не мог прийти от радости! Когда я увидела тебя на улице, мне показалось, что я сейчас хлопнусь в обморок. Я сбежала первым рейсом, летевшим в Женеву.
Мы оба рассмеялись, и я подумал, что, если нам немножко повезет, к нам, возможно, вернется радость жизни… Но нужно время и терпение.
Мы еще некоторое время ехали; выглянуло солнце, ласковое весеннее солнце, в лучах которого природа казалась свежевымытой. Во мне стала оживать надежда. Если мы без затруднений пересечем границу… Внезапно придорожный щит «СУМИСВАЛЬД, ближайший поворот» вывел меня из задумчивости.
Марта проследила за моим взглядом и прибавила скорость. Я тронул ее за руку:
— Сбрось скорость. Я здесь вырос.
— Знаю.
— У тебя хорошая память.
— Милый, это моя работа.
И вот я наконец увидел… Большое здание из красного кирпича, смахивающее на старинную фабрику или тюрьму.