Железная звезда
Шрифт:
— Афродита?
— И никто иной. Я теперь живу в Лос-Анджелесе. Решила погостить на родине. А ты? Ведь ты — из старших?
— Почему ты так решила?
— От тебя веет древностью. Доолимпийским прошлым,— Она задумчиво позвякала кубиками льда в бокале, сделала большой глоток и посмотрела мне прямо в глаза.— Прометей? Титий?
Я отрицательно покачал головой.
— Ну, все равно ты из этого племени. Я думала, вы все давным-давно исчезли, ан нет... Титана за версту узнаешь — вибрация у них особая. И все-таки, кто именно? Наверное, из самых малоизвестных. Тавмант?
— Еще малоизвестнее,— усмехнулся я.
Она сделала еще несколько попыток. Холодно. Холодно. Холодно...
— Тифей,— признался я наконец.
Ужинать мы пошли в город. На узких улочках на нас оглядывались прохожие. Точнее, на Афродиту. На ней было просвечивающее оранжевое платьице, а под ним — ничего, и тем, кто оказывался восточнее нее на ведущей к закату улице, открывалось то еще зрелище.
— Так ты в самом деле не веришь, что я ищу Зевса? — спросил я.
— Скажем так: я верю, что у тебя есть дело, которое ты считаешь важным.
— Ладно, так и скажем. Я должен его найти.
— Зачем?
— Так надо,— ответил я.— Тут ничего личного. Просто я родился мстителем. Мое единственное предназначение в жизни — отплатить Зевсу за войну с детьми Геи. Ты же знаешь.
— Тифей, война давным-давно закончилась. Что было, то быльем поросло. Да и недолго Зевс радовался победе.
Мы шли по лабиринту извилистых улочек города Миконос. Она указала на симпатичный ресторанчик «У Катерины».
— Зайдем? Я тут вчера ужинала, знаешь, понравилось.
Мы заказали бутылку белого вина.
— А ты неплохое тело выбрал,— сказала она.— Не красавец, конечно, но симпатичен. Особенно глаза удачные. Взгляд ласковый, искренний, но при этом еще и умный, проницательный.
Я не из тех, кого легко отвлечь от важной темы.
— Что случилось с олимпийцами?
— Почти все вымерли. Один за другим. От забвения. И от голода.
— Ерунда. Боги бессмертны.
— Некоторые — да, некоторые — нет. Ты ведь и сам это знаешь. Разве стоглазый Аргус не убил твою Ехидну? А она после этого разве ожила?
— Да, но главные боги...
— Если и живы, то забыты, а забвение — все равно что смерть. Пока ты лежал под Этной, пришли новые боги. Даже войны не было. Просто они появились, а нам пришлось исчезнуть. Уступить им место.
— Это я уже заметил.
— Да. Мы оказались не удел. Ты видел, в каком состоянии наши храмы? Видел, чтобы кто-нибудь сжигал требы на алтарях? Нет, для нас все в прошлом — и поклонение, и жертвоприношения. В далеком прошлом. Мы всем скопом, до последней мелкой сошки, отправились в изгнание, рассеялись по миру. Мне думается, большинство из нас просто взяло и померло, хоть мы и бессмертны в принципе. Я уже тысячи лет никого не встречала.
— А в последний раз кого видела?
— Аполлона. Он был седой и обрюзгший. И разок заметила Гермеса... да, наверное, тот дряхлый маразматик был Гермес. Он хромал.
— А Зевс? — допытывался я.— Он тебе нигде не попадался с тех пор, как ты покинула Олимп?
— Нет. Ни разу.
Я поразмыслил над услышанным.
— Ну а тебе как удалось сохранить такой цветущий
— Я же Афродита. Сила жизни. Красота. Страсть. Все это еще долго не выйдет из моды. Да я и сама стараюсь беречь форму.
— Н-да... Похоже на то.
Вокруг нас порхала официантка. Меня переполняли вопросы, но настало время заказывать. Мы и заказали: виноградные листья с фаршем, жареную рыбу, крошево из овощей. Обычную греческую еду. И еще бутылку вина. У меня уже гудело в голове. В ресторане было тесно, сутолочно, шумно.
Перед глазами все плыло. Изумительные ощущения!
Спустя некоторое время я сказал:
— И все-таки я убежден, что Зевс где-то рядом. Я его найду и на сей раз надеру ему задницу. Теперь его очередь корчиться под Этной.
— Удивительно, до чего же напоминают мальчишек иные бессмертные боги. Даже такие здоровенные и грозные, как ты.
Я густо покраснел. И промолчал.
— Забудь ты о нем,— убеждала она.— И Тифея забудь. Останься человеком. Ешь, пей, веселись.
У нее блестели глаза. А у меня возникло такое чувство, будто я неудержимо клонюсь вперед, падаю в сладкую бездну меж ее грудей.
— Можем вместе попутешествовать. Я тебя научу наслаждаться своим телом. И моим. Скажи, ты когда-нибудь влюблялся?
— Да. Мы с Ехидной...
— С Ехидной! Как же, помню. Вы с ней наплодили целую свору чудищ вроде тебя самого, о многих головах и с ядовитыми когтями. Нет, говоря о любви, я имела в виду вовсе не Ехидну. Мы с тобой — на земле. Я — женщина, а ты — мужчина.
— Но Зевс...
— Зевс! — Она состроила гримаску. В ее устах имя владыки Олимпа звучало как непристойное словечко.
Я заплатил за ужин, мы вышли в теплую и ветреную ночь и минут пятнадцать—двадцать бесцельно брели извилистыми улицами. Они нас привели к берегу, в темный, безлюдный квартал, где стояли длинные складские строения, где ширина улиц между ветхими белеными стенами не превышала пяти футов.
Она вдруг повернулась ко мне лицом, порывисто обняла и привлекла к себе. В ее глазах полыхали озорные огни. Ее губы нашли мои. Тихонько шипя, она клонила меня назад, пока я не уперся лопатками в стену. Она прижималась ко мне изо всех сил, и потоки энергии, способные изжарить целый континент, кочевали по нашим телам. Наверное, никто, будь он человеком или богом, не отказался бы в ту минуту поменяться со мной местами.
— Быстро! — прошептала она.— В гостиницу!
— В гостиницу!
Пешком? Еще чего! Вспышка — и нет нас в лабиринте портовых улочек, мы уже в гостиничном номере. И до рассвета мы генерировали эротическую энергию такой мощности, что весь островок гудел, и дрожал, и тонул в сладостной буре. Мы извивались, бились, стонали и рычали, с нас текли реки пота, сердца стучали, точно молот Гефеста, а глаза закатывались от упоительного изнурения. Мы позволили себе такую роскошь, как границы возможностей, чтобы наши смертные тела сами переступили эти границы. Зато мы вновь и вновь пополняли их силы и много раз испытали наивысшее блаженство, прежде чем на востоке, над высоким частоколом стен, заря взялась розовыми пальцами за краешек неба.