Железное сердце

Поттер Патриция

— Она была… очень спокойной, грустной. — Бет помедлила. — Она любит мистера Дэвиса.

— Лори не может любить его.

— Точно так же, как я не могу… любить тебя? Все не так просто, Ник. Любовь не повинуется приказам.

Он уставился на нее, губы его чуть приоткрылись, и Бет вдруг потянулась к ним и коснулась их своими губами, как бы подкрепляя свои слова и не позволяя ему возвести между ними стену, способную стать для нее неодолимой преградой. Он на миг замер, потом обнял ее, привлекая к себе поближе. Она ощутила его дрожь, потом его язык жадно проник к ней в рот, и Ник прижал ее к себе еще крепче.

Бет

показалось, что мир вокруг взрывается. Она наслаждалась и прежде близостью с мужем, но никогда еще не испытывала такого мучительного желания. Ник стал целовать ее в шею.

— Ах, Бет, милая, какие у тебя сладкие губы, как мне… Боже мой, Бет, мне так хочется… — Его слова звучали бессвязно, они были полны отрешенности и боли, и сердце Бет готово было разорваться от сочувствия. Она подняла руку к его щеке, успевшей покрыться щетиной, и быстро пробежала по ней пальцами, словно скульптор, запоминая тонкие черты и новые морщинки вокруг глаз.

Он целовал ее нежнее и нежнее, губы его оставляли за собой пламя, бурю и восход солнца. Этим восходом были для нее красота и нежность его губ, его рук и пальцев. Они несли с собой пробуждение к жизни, которую она считала давно похороненной. Бет посмотрела на Мэгги: малышка спала на своей постели, и рядом тихонько посапывала Каролина. Бет судорожно глотнула слюну, вспоминая как спокойно Мэгги сидела на руках у Ника и то инстинктивное доверие, которое она к нему питала.

Она повернула голову к Нику, он снова впился в ее губы поцелуем, в котором чувствовалась отчаянная мольба, и она поняла, что он вожделеет к ней не менее, чем она к нему, и так же отчаянно боится потерять только что обретенное сокровище.

Только что обретенное, но восхитительное и невероятно редкое!

Он чуть подвинулся и тихо чертыхнулся, когда его удержала цепь на лодыжке. Его руки вяло опустились.

— Нет, — прошептала она. — Прошу тебя, продолжай.

— Я не имею на это права, черт побери.

— У тебя все права на свете. Я даю их тебе. — Она коснулась его груди и почувствовала даже через рубаху дрожь его тела и биение сердца. Дыхание Бет участилось, и ее охватил поток знакомых, но в то же время новых ощущений. Волнующих, пряных и чувственных. Целое море чувственности и желаний. Его руки ласкали ее бедра легкими движениями, словно запоминая их малейшие изгибы. Она замерла от наслаждения, но к плотской радости примешивалось ощущение законности и оправданности своих поступков.

У Ника вырвался тихий стон горестного желания. Боже милостивый, он ждал этого всю жизнь. И вот оно пришло, но слишком поздно. Он пробежал пальцами по волосам женщины. Они все еще были влажными, но показались ему нежным шелком. В нем росло желание, какого он никогда еще не испытывал, и Ник понимал почему: прежде оно ограничивалось требованиями плоти, теперь же таило в себе нечто большее.

Он оставил ее волосы и положил ладони на ее груди, чувствуя, как они напрягаются под его прикосновением, и понимая, что за внешней сдержанностью Бет скрываются глубокие чувства и страсть, которую он пытался не замечать. Ник несколько раз прошептал ее имя, он не подозревал раньше, как сладостны могут быть объятия женщины. Его разрывали противоречивые желания: прикасаться к ней как к хрупкому бокалу и одновременно стиснуть в объятиях так, чтобы никогда уже не потерять.

Их губы снова встретились, и он ощутил

вкус слезы, скатившейся по ее щеке. Ник испытал необычную боль и подумал, что это мгновение золотистого восторга должно остаться с ним навсегда и быть с ним неделями и месяцами — хоть в тюремной камере, хоть в скитаниях беглеца.

В голове у него промелькнули сменяющие друг друга образы: Бет, улыбающаяся у дверей ранчо в Вайоминге, Мэгги, карабкающаяся ему на колени, затем маленький мальчик — наполовину Бет, наполовину он сам, — улыбающийся своему первому пони… Но слишком поздно. Слишком поздно мечтать о таком счастье.

— Не убегай, — прошептала она, — и не проси меня уехать.

У него перехватило дыхание, он медленно взял ее за подбородок и приподнял ей лицо, чтобы заглянуть в глаза.

— Я не вынесу тюрьмы, Бет, не вынесу и не хочу погибнуть на виселице, не совершив преступления.

Она прикусила губу, и он заметил, как в уголке ее рта набухает что-то темное — кровь.

— Я всегда буду ждать тебя, — проговорила она наконец.

Он жарко прижал ее к себе, и она словно расплавилась в его теле, заполняя собою решительно все и двигаясь, чтобы избавить его от движений. Щеку его оросила влага — снова слезинка. А вскоре он уже терялся в догадках, чья она — ее или его…

Глава двадцать третья

Лори так волновало близкое присутствие Моргана, что она едва могла двигаться с ним рядом. Ноги ее подкашивались, и она не падала лишь потому, что опиралась на его руку. Они почти вслепую углубились в заросли сосен, поросшие дикой малиной. Прикосновение Моргана заставляло ее кровь быстрее бежать по жилам и отзывалось болью в глубине ее души.

Последние дни она старалась быть сильной и держаться от него подальше, но он не шел у нее из головы, и вокруг него вращались все ее мысли и чувства. Она могла быть сильной, только не позволяя ему приближаться. Ну что теперь с тобой будет? — повторял ей внутренний голос, и она не знала ответа.

Морган повернул девушку к себе лицом.

— Кажется, мы зашли достаточно далеко? — хрипло спросил он, и она поняла, что на него тоже действует их близость. Она предложила ему поговорить наедине, и в глазах у него мелькнуло изумление, потом еще что-то — и они снова сделались непроницаемыми. Оба они изо всех сил избегали друг друга всю неделю — ради Ника и ради самих себя.

Нет! Они еще не зашли «достаточно далеко». Лори все еще не была готова остаться с ним наедине. Ее голос затаился в дальнем уголке сердца: ведь ей придется произнести слова, которые разлучат их навсегда, и она боялась, что не вынесет этого.

— Лори? — окликнул он с хрипотцой, по-прежнему выдававшей его волнение. Но вместе с ней в голосе прозвучала та странная нежность, которой Лори не слышала уже несколько дней: Моргану удавалось держать себя в руках и не проявлять никаких чувств. Она не могла заставить себя взглянуть на него: если она это сделает, то не выдержит и коснется его, потом губы ее захотят встретиться с его губами, а сердце — обратиться к его сердцу.

— Почему ты дал мне револьвер? — неожиданно вырвалось у нее, хотя она и не нуждалась в ответе. Ей не хотелось услышать, что он доверяет ей, в то время как она не стоила его доверия и знала, что все это время они едут прямо в ловушку.