Железные люди
Шрифт:
От кого он узнал про историю с ЖУСом — тайна. Но, понятное дело, кто-то из слышавших — донёс.
Фамилия особиста была Швяков, и состоял он в том же самом звании, что и Лебедев, то есть, был капитаном второго ранга. В неофициальной обстановке Швяков всех без исключения называл на ты, а на вы переходил либо в торжественных случаях (допустим, на партсобраниях), либо в случаях, ничего хорошего не сулящих для собеседника.
Журнал уже был у Швякова, когда он явился в каюту Лебедева.
— Что-то у тебя ЖУРНАЛ УЧЁТА СОБЫТИЙ ведётся подозрительно чисто, — вкрадчивым голоском начал Швяков. — Ни помарок, ни перечёркиваний. Что
Лебедев было побледнел, но почти сразу нашёлся с ответом:
— Мои орлы знают мой характер — не люблю беспорядка! Вот и стараются. А что? Разве это плохо?
— Хорошо. Не спорю. Но вот у меня есть сомнения: а действительно ли за всё время нашего пути было три контакта с посторонними силами?
Лебедев замешкался с ответом.
— А? Вроде ж было больше? Насколько я припоминаю: то один раз разведка докладывала про американские «Орионы», которые кружили невдалеке от нас, то в другой раз, то в третий… Помнится, были сообщения про какие-то натовские эсминцы… Или мне память изменяет? Может быть, мне вызвать сюда кого-нибудь из разведки, чтобы он мне память освежил?
— Да, конечно, я не спорю… Нежелательных контактов было многовато…
— И я тоже думаю: много их было. Во много раз больше, чем положено иметь порядочной советской атомной подводной лодке, вышедшей на порядочное боевое дежурство. Я полагаю: раз в десять больше! Но вот почему-то в этом журнале — таких контактов я вижу только три штуки!
— Как три?.. Не может быть!
— Кто заполнял этот журнал? Чей это почерк? Очень он мне напоминает нашу стенгазету, да и в других бумагах я его частенько видал. Давай-ка вместе припомним: у кого в нашем экипаже такой фантастический почерк.
Вдвоём стали припоминать.
Припомнили.
Вскоре в каюте Лебедева появился молодой старшина второй статьи, обладатель феноменально красивого почерка. Затем появился тот, кто ему непосредственно приказал переписать заново журнал — капитан-лейтенант Нестеров. Затем появился мичман-секретчик, который заявил, что старый экземпляр ЖУРНАЛА УЧЁТА СОБЫТИЙ всё ещё у него и всё ещё не уничтожен — руки, дескать не доходили по причине множества других дел. Затем мичман принёс и сам журнал, после чего удалился. Выставили за дверь и старшину второй статьи.
В каюте осталось три человека: Лебедев, Швяков и Нестеров.
— Как же это так, товарищ капитан-лейтенант — в ВАШИ обязанности входит ведение ЖУРНАЛА УЧЁТА СОБЫТИЙ, а ВЫ тут какую-то двойную бухгалтерию развели: приказываете своим подчинённым переписывать заново журнал?
Дело запахло военным трибуналом.
— Мне командир приказал — я и велел переписать.
Лебедев сидел весь бледный.
— Какой командир? Звание! Фамилия!
— Капитан второго ранга Лебедев!
И тут Лебедев обрёл дар речи:
— Это я-то тебе приказал, что ли?
— Ну да… Вы.
— Федя! Да ты в своём ли уме??? Очнись! Мог ли я, командир, такое приказать тебе? — Лебедев очень натурально рассмеялся и, словно бы призывая случайно оказавшегося при этом Швякова в свидетели, словно бы говоря: «Нет, ну вы видели когда-нибудь такое чудо в перьях! Что он мелет, вы только послушайте этого остолопа!», словно бы всё это имея в виду, он со смехом повернулся к особисту.
А у особиста Швякова было каменное лицо.
— Товарищ капитан второго ранга, — обратился он к командиру, — должен ли я понимать ВАШ смех и ВАШЕ изумление как утверждение о ВАШЕЙ непричастности к двойной бухгалтерии?
— Ну да, конечно! — заливаясь смехом подтвердил Лебедев. — Всякое приказание подобного рода непременно делается ПИСЬМЕННО, а я такого письменного приказания не отдавал!
Нестеров стоял перед ними — уже смертельно бледный, а не просто бледный.
И вдруг особист снова перешёл на ты. Сказал:
— Слушай-ка, Нестеров, сходи погуляй. Я тебя потом сам найду.
Нестеров ушёл.
— Ты чего мне тюльку гонишь? Какой смысл этому молодому капитан-лейтенанту скрывать количество контактов? Его дело регистрировать то, что было, и не рассуждать! И чем больше он увидит, услышит, узнает — тем похвальней его работа! Тем больше ему чести! На то он и разведчик! Зачем же ему было скрывать свою хорошую работу?
— Да я и сам удивляюсь, зачем он это сделал!
— Ты мне тут под дурочка не играй! Смысл утаить эту информацию — он есть только для тебя! Много контактов — твоя вина! Плохо управляешь кораблём! Подводная лодка должна быть невидима и неуязвима, а под твоим чутким руководством — она всё время пребывала под наблюдением противника! И теперь ты парня подставляешь под трибунал, а сам хочешь чистеньким остаться! А я вот возьму сейчас да как начну вызывать по одиночке всех тех, кто тогда присутствовал на верхней палубе третьего отсека, а это много народу получится…
Швяков не был сволочью. После беседы с Лебедевым он наедине с Нестеровым сказал тому такую штуку:
— Ты не маленький. Ты должен был понять, что командир требует от тебя совершить преступление. И ты должен был потребовать от него письменного приказа! Это бы его сразу отрезвило! И ничего бы тогда не случилось!
— Но ведь это было при всех… В центральном посту… Все это видели и слышали…
— На такое — никогда не надейся. Кому охота портить отношения с командиром? Большинство, если я их спрошу, отопрутся, скажут: ничего не знаем, впервые слышим. А теперь посмотри в старый журнал: эти перечёркивания — их кто делал?
— Командир. Лично.
— Ну вот видишь: перечёркивания есть, а образцов почерка — нет. И эта бумажка — ничего не докажет! Надо было требовать письменного приказа! Дурья твоя голова, письменного приказа требуй в следующий раз!
Капитан-лейтенант Нестеров облегчённо вздохнул — обращение на ты и слова «в следующий раз» подразумевали, что он не садится под арест, не отстраняется и служба для него продолжится в прежнем качестве.
Сейчас на затонувшей атомной подводной лодке, лежащей на дне бухты Русской, волею случая оказался человек, который несколько лет тому назад был в том самом походе на той самой атомной подводной лодке, где произошёл случай с двойным ЖУРНАЛОМ УЧЁТА СОБЫТИЙ. И никакого особенного стечения обстоятельств тут не было. Просто в своё время многие подводники-североморцы перешли на тихоокеанский флот вместе с перегоняемыми атомными подводными лодками. И тогда, и сейчас Краюхин был штурманом. Только в том «карибском» походе он был в звании капитана третьего ранга, а сейчас состоял уже во втором ранге. В нынешних трагически событиях он ничем особенным ярко не выделился, и поэтому его имя в этой истории почти не упоминается (всех ведь всё равно не перечислишь), а вот зато к тому походу по Карибскому морю и его окрестностям, отношение он имеет самое прямое.