Железные люди
Шрифт:
В земной жизни Виктор Куропаткин был капитан-лейтенантом и командиром электротехнического дивизиона, Игорь Костров состоял в том же звании и командовал дивизионом живучести; оба были близкими друзьями, дружили семьями. Так и умерли вместе — на своём посту. И похоронили их потом — тоже вместе.
Из «самого основного» экипажа в отсеке погиб ещё и мичман Иннокентий Жальников — химик-дозиметрист.
Мичман Лещенко, а точнее — теперь одно только его бездыханное тело — тоже был на своём посту. Напомню: это тот самый, который вышел из затапливаемого четвёртого отсека в
Обо всех не расскажешь, хотя, понятное дело: жизни остальных погибших ничуть не ниже по своей ценности. Вот как погибли энергетики; по косвенным данным можно предположить, что они самостоятельно осознали: подлодка легла на дно, а не победно всплыла на поверхность. Времени на размышления у них было невероятно мало, но они перед смертью успели понять и сделать то, что нужно: на девяносто девять с половиной процентов заглушили атомный реактор! А оставшуюся половинку процента — не успели!
О времени на размышления: позже было подсчитано, что отсек при таком-то объёме, при такой-то ширине трубы и при таком-то забортном давлении заполнился водою за три с половиною минуты.
Стали открывать «Микроклимат». Вход туда был через водонепроницаемую дверь. Дверь почему-то не поддавалась. Принесли автоген и разрезали металл. Оказывается, дверь была изнутри подпёрта специальным раздвижным упором — это, чтобы она могла выдержать давление воды и не проломиться.
Вошли внутрь.
Все четверо человек, которые на момент аварии оказались там, сидели на мягких сидениях, словно живые. Но только с масками на лице.
Запасами воздуха, которые когда-то были в этом помещении, они дышали целую неделю.
Потом, когда этот воздух кончился, они надели маски и продышали ещё четыре часа воздухом из баллончиков.
А когда у них кончился и этот воздух, они перестали дышать.
Не обошлось и без эксцессов.
В числе матросов, выносивших трупы, оказался и матрос из Эстонии — Яак Маартинсоо. Этот тип сообразил, что день отплытия был для моряков днём получки, которую люди, приняв, не успели потратить или занести домой (не у всех он ещё и был — дом-то этот!). А зарплаты у атомных подводников — бешеные. Предприимчивый эстонец на гибели «ДЕРЖАВЫ» поживился хорошо: обшарил карманы русских покойников и все денежки прибрал к рукам. Но потом, когда он стал делать огромный денежный перевод к себе на родину, его на этом деле зацапали, сказали ему, что он сволочь, и припёрли к стенке. Он во всём и сознался.
Счастья ему от награбленных было денег не перепало, но и несчастья тоже не случилось. Его ведь не отдали под суд, простили и оставили в покое.
Так же, как и мичмана Серова, которого просто прогнали со службы и матроса Гонталева, которого просто поругали. Напомню: это те самые, которые оказались в затопляемом четвёртом отсеке зажатыми в пространстве между потоком льющейся сверху воды и дверью, ведущею в ядерный отсек. По Закону они должны были умереть, но не покидать погибающего отсека. А они покинули и выжили.
Простили и двух паникёров из седьмого отсека — Остапенку и Кучковского. Этих тоже поругали-поругали да и предоставили собственной судьбе.
Офицеры из «самого основного экипажа» к этому времени уже давно вернулись из Обнинска. Увидев мёртвых товарищей по службе, они дружно решили: учредить специальную, свою собственную, пенсию для семей Куропаткина, Кострова и Жальникова. Мало ли — сегодня ты, а завтра я. Вот так же, быть может, придётся и кому-то из нас завтра погибнуть, и что тогда? Надеяться на государство?
А если оно подведёт?
Глава сороковая
Похороны
Было шестнадцать гробов. Были похороны. Торжественные, пышные, с речами и с музыкою.
На гробах, обтянутых красным сукном, лежали кортики, медали, ордена, цветы. На каждом гробе была фотография в траурной рамке.
Что испытывали члены «самого основного» экипажа, экипажа «просто основного» и экипажа дополнительного — я не берусь описать. Что испытывали другие моряки с подводных лодок такого же проекта и проектов других — я и об этом не рискну рассказать. Многие догадывались: новые гробы и новые слёзы при таких делах ещё будут и будут.
Политработники, снабженцы, прочие штабные чиновники изображали всем своим видом озабоченность и ответственность. Кто искренне, а кто и не очень. Много среди них было нечистых на руку, спившихся, изолгавшихся. Хотя и умных и честных было не мало.
Но кого же было среди них больше и у кого была реальная власть? Судите сами, дорогие читатели, по тому, как поступили с теми родственниками погибших, которые приехали сюда издалека, из других концов самой большой на планете страны: их не пропустили в военный городок, где проводилась торжественная церемония.
Режим секретности. Нельзя, чтобы посторонние люди под пустяковым предлогом похорон своих близких проникали в засекреченную базу атомных подлодок и узнавали наши сокровенные военные тайны для последующей передачи оных в органы американской разведки.
Как собаки, недостойные того, чтобы их впустили в дом, эти люди стояли за воротами и ждали, когда церемония кончится и похоронная процессия выйдет за пределы ворот и можно будет припасть к гробу с родным сыном или братом.
Во время аварии странная и зловещая кончина постигла матроса Сотникова, того самого, который вызвался первым выйти из седьмого отсека через вертикальную трубу в море, чтобы вывести на поверхность специальный спасательный трос — буйреп. Эта верёвка, как живая змея, обвилась ему тогда вокруг шеи и — задушила его.