Железный доктор
Шрифт:
— Всё, щас будем на свет божий выползать. Готовьтесь, православные.
— Это мы на Учёных, что ли? — прикинув что-то в уме, поинтересовался лысый сталкер.
— Примерно там, — уклончиво ответил Бандикут. — Вон дверь, открывайте.
Бордер пожал плечами и принялся откручивать приржавевшие барашки. Володя помогал, а Бандикут стоял чуть поодаль и держал дверь на прицеле своей жуткой пушки. Тактику коротышки военврач понимал: вполне возможно, с той стороны притаился управляемый мудрыми наноботами биомеханизм и выжидает, когда эти смешные, мягкие и тёплые людишки пожалуют к нему в гости.
Дверь с
— Знакомоё место, только я поверху сюда обычно забредал. Тихо здесь как-то, — покрутив носом, словно принюхиваясь, сказал Бордер. — Не нравится мне это. Даже мозгоклюйчиков распоследних, и тех не видать.
— У нас наверху всегда потише было. Это ж не Ща и не Сеятель. По мозгоклюям он соскучился, — с отвращением произнёс Бандикут и сплюнул. — Не хрен пялиться по сторонам, пошли помаленьку. Нам ещё надо Растамана навестить.
— Это ещё зачем? — не стал скрывать удивления лысый. Видимо, он совершенно иначе представлял себе дальнейший путь. — На фига нам Растаман?
— А затем, чтобы ты спросил. Дело у меня к нему. Плюс пускай вон доктора-врача осмотрит. У тебя же армейские импланты вставлены, доктор-врач?
— Да, стандартный комплект… — отозвался Володя, не понимая, к чему клонит дрянной коротышка и при чём тут какой-то растаман.
— Вот, тем более, — наставительно поднял палец Бандикут.
Бордер традиционно пожал плечами и поинтересовался:
— А рассчитываться как с Растаманом станешь? Он, сволочь, скаредный. Ничего просто так не делает.
— Просто так и мышь не пукнет. А с Растаманом у меня свои дела, разберёмся, благословясь. Если хочешь, посиди пока тут, мы с доктором-врачом тебя подцепим, как освободимся. Если раньше твои мозгоклюи драгоценные не подцепят. — И Бандикут радостно захихикал, искренне наслаждаясь очередным образчиком своего нехитрого юмора.
Разумеется, лысый энергик сидеть тут в одиночестве не планировал. Втроём они двинулись вдоль длинного панельного дома, предварительно прикрыв за собой дверь и замаскировав её мусором. Володя с интересом озирался, благо здесь картина была совершенно иной, нежели он видел раньше: почти целые здания, весёленькая детская игровая площадка, на которой даже яркий антивандальный пластик до сих пор не выцвел, ржавые кузова автомобилей, скрюченные и переплетённые между собой засохшие сосны…
Ещё не так давно здесь жили люди. Вон на той лавочке сидели, наверное, старушки, перемывали кости прохожим: «А вон Федька из двенадцатой квартиры опять пьяный прётся, щас ему евонная Клавка задаст!» — «А эта, эта! Юбку напялила, ажно все трусы наружу! Нет, мы такое не носили!…»
На площадке, наверное, играли дети. Вон по тем асфальтовым дорожкам, ныне поросшим металлической дрянью, катались на велосипедах и электромобильчиках. Забивали мячи в небольшие ворота, с которых теперь свисали остатки сетки. На что всё это разменяли? Во имя чего?…
Володя тяжело вздохнул.
С выщербленного асфальта компания свернула на еле заметную тропинку, петляющую среди низенькой желтоватой травы. В шаге от тропинки рос крупный боровик, который удивил Рождественского больше, чем в своё время сталтех. Лейтенант даже остановился и присел на корточки.
— Гриб, — потрясённо сказал он. — Настоящий… Мы такие собирали в лесу, на суп, на жаренку… Соус ещё из них отличный, со сливками если…
— Говорила Маша Пете: «Ты б не ел грибы бы эти»… — пробормотал притормозивший рядом Бандикут. — Хочешь, сорви. Сделаешь потом себе бешамель с бланманже.
— Ты про остров Тайвань слыхал? — серьёзно спросил Бордер.
— Это который в Обском море? — проявил эрудицию Рождественский.
— Он самый. А про ползающие грибы?
— Говорили что-то в части… Но это же сказки?
— Тут всё сказки, — печально сказал Бандикут. — Про белого бычка, про семеро козлят и про чудо-юдо поганое. Отойди-ка в сторонку, доктор-врач.
Володя непонимающе покосился на коротышку, потом поднялся и послушно отошёл. Бандикут вскинул армган и аккуратно, короткими вспышками расстрелял гриб. Тот вспучился и лопнул, превращаясь в угли, вокруг затлела и задымилась трава.
— Зачем? — в недоумении спросил лейтенант.
— Говорят, что эти грибы — один из первых продуктов нанотехнологий, военный, — пояснил Бордер. — Ещё в двадцатом веке что-то здесь учёные схимичили. На Тайване, в частности… Там потом иногда люди пропадали, на острове. А после Катастрофы ещё и сами наники над ними поработали. Так что не исключено, что этот гриб — вовсе и не гриб. Точнее, не совсем гриб.
— А может, просто гриб и есть, — тут же встрял Бандикут, уничтожив жалкие останки боровика. — И жарить его можно, и жрать, хотя радиации в нём до задницы. Но в Зоне грибам не место. А что подозрительно, то опасно, доктор-врач. Всё, шпарим дальше, а то стоим тут, как три тополя на Плющихе, осталось только дракону нас засечь.
В гости к Растаману они прибыли через несколько минут. Для этого им пришлось спуститься в подвал одного из уцелевших зданий. Володя ещё издали разглядел, что раньше это была школа: здание такое… типичное, а вон в окне кто-то портрет Льва Толстого вывесил, подрисовав графу чёрным маркером очки и чертячьи рожки. Шутнички… Над широким крыльцом, рядом с дверным проёмом Володя увидел мраморную табличку: «Частный образовательный лицей № 130 имени академика Лаврентьева». Табличка выглядела как новая.
Ёлки, подумал лейтенант, а ведь тут дети, наверное, были в момент катастрофы. Школа же. Может, здесь и остались? Воображение услужливо нарисовало классы, в которых за партами аккуратно сидят ряды маленьких скелетиков, положивших истлевшие кисти на пыльные учебники и тетради… Володя потряс головой и устремился за сталкерами, которые обходили здание слева.
За углом, с внутреннего двора, стена школы была вся изрисована граффити. Среди разноцветной вязи Володя заметил вполне связное: «Сонча-Печка 2006», подивился древности надписи и полез вслед за Бандикутом в еле приметную щель, которая и являлась входом в подвал. Сбегали, поди с уроков, курили за углом тут… Тьфу ты! Следует научиться не думать о том, о чём думать не следует. Вот только не получается. Как там было — «не думай о белой обезьяне»? Вот-вот, оно самоё…