Железный рассвет
Шрифт:
Среда поймала взгляд Мартина, муж кивнул ей. «ОСТАВИЛА НА СТАРОМ НЬЮФЕ?»
— Что же ты потеряла?
— Да свой портфельчик, знаете, кожаный такой, с ярлычком. И кое-какие бумаги, которые я написала от руки. Думаю, он где-то рядом с… м-м… офисом главного стюарда. А еще в нем книжка.
— Мы посмотрим попозже, как его вернуть. — Рашель оторвала взгляд от планшета. — А ты уверена, что не забыла его в туалете? — спросила она.
— Совершенно верно, мам, — натянуто ответила Среда. «В-БЛОК ТУАЛЕТ ПОЛИЦЕЙСКОГО УЧАСТКА — ПРАВИТЕЛЬСТВН. КОПИЯ ДИСКА»
Мартин едва не выпрыгнул из штанов.
— Помню, он ведь очень дорогой, — приподнял он бровь.
— Типа того, — яростно захлопала глазами Среда. — Хочу побыстрее получить его назад, пока не нашел кто-нибудь другой. — Она постаралась привнести интонацию обиженного избалованного ребенка.
Желание Мартина выяснить, что же девица спрятала рядом с полицейским участком на «Старом Ньюфе», было очень сильным, но он не мог спросить об этом открыто, пока они находились под наблюдением. Комбинация ультрачастотных приемопередатчиков, перепрограммированных коммуникационных узлов сети взаимосвязи и речевое опознание превратили корабль в закупоренную тюрьму, где неверные слова могли ввергнуть пассажира в мир боли. У Мартина от размышлений об этом заболела голова, но в результате у него появилась идея, как общаться так, чтобы с наименьшими сложностями задавать вопросы и получать ответы на них, и Рашель переняла от него способ.
Они совершенствовались в этом во время бессонной ночи (Среда отгородила себе маленькое местечко в углу каюты) и скучнейшего завтрака, приготовленного фабрикатором. Все чуть отдавало пластиком. Среди ночи каюта несколько раз включала собственные независимые системы воздухоснабжения и жизнеобеспечения, что вызывало тревогу у Мартина.
Среда монополизировала ванную, пытаясь добиться чего-то большего, чем тоненькая струйка из вспомогательной системы водоочистки. Тут пол слегка вздрогнул, и линия взаимосвязи подала сигнал об объявлении. Мартин инстинктивно посмотрел вверх.
— Прошу вашего внимания, уважаемые пассажиры. Прибытие на ремонтную стоянку состоится через час. В связи с техническими обстоятельствами, выходящими за рамки нашего контроля, возникла необходимость, чтобы все пассажиры собрались в обозначенных эвакуационных зонах до стыковки. Это мера предосторожности, и вам будет позволено вернуться в каюты по прибытии на станцию. Пожалуйста, будьте готовы через пятнадцать минут.
Дверь ванной открылась, выпустив наружу струйку пара и мокрую девушку.
— Эй, что там еще? — с беспокойством осведомилась Среда.
— Может, и ничего. — Рашель смотрела на нее, часто моргая, — шифр, который они разработали для обозначения согласия или отрицания. — Похоже, им требуется место, где можно присматривать за всеми нами.
— О, значит, почти приехали, — отметила Среда. — Вы считаете, нам следует послушаться?
— Считаю, нам всем следует играть свои роли, Анита, — заявила Рашель. — Неплохо бы тебе одеться. Нас могут вывести из корабля. — Она подмигнула два раза. — И нам надо подготовиться.
— Здорово. — Среда выдавила улыбку. — Можно замерзнуть! Надену куртку и брюки. — И она снова исчезла в ванной.
— Думаешь, с ней все будет в порядке? — спросил Мартин.
Рашель согласно кивнула и торопливо написала в блокноте: «КОММУНИКАЦ. ЦЕНТР? КАУЗАЛЬНЫЕ КАНАЛЫ? ЯДЕРНАЯ БОМБАРДИРОВКА?»
— Нам следует прогуляться и посмотреть, не так ли? — заметил он. — Позволь, я обуюсь.
ДУБЛЕРЫ
— Знаете, это даже забавно. Многие годы меня преследовал один и тот же повторяющийся сон, этот кошмар. Я стараюсь устраивать свою жизнь похожей на нормальную, и вдруг объявляются они. На заднем фоне — просто текущие дела. Обычный бизнес, такой, как всегда. А я обосрался — отправился в порт и приобрел билеты на… ну, в общем, в определенное место. И вот я на корабле. Но и они тут же, и весь экипаж состоит из них. И я лечу туда, куда бы ни направлялся корабль. А они, они все окружают меня…
Небольшой монолог Фрэнка дрогнул и оборвался. Он сделал все, что сумел, когда РеМастированный парень с жуткими глазами сказал ему, что именно ему требуется, и потом вернул Фрэнку блокнот. Горло и небо не ощущались, чувствовался лишь язык, огромный и вялый. Из-за множества жестких ручных и ножных захватов его конечности затекли и болели. Если бы ему не случилось видеть худшее в лагерях, ужас парализовал бы его. Но при сложившихся обстоятельствах более сильным чувствами были невероятное смирение и раскаяние.
Среда, я должен знать, что ты уберешься с корабля как можно быстрее. Сможешь забыть меня? Он вернулся к ошибкам, допущенным в отношении ее преследователей. Даже после взрыва бомбы в посольстве он убедил себя, что она будет в безопасности на корабле под нейтральным флагом. Ему же просто хотелось оставаться с ней.
Девушка понравилась ему — она стала дуновением свежего ветерка в его жизни, которая в последнее время превратилась в череду пропитанных демагогией репортажей. Когда Среда попросила заглянуть его к себе и тряхнуть стариной, едва захлопнулась дверь, он бы мог вежливо отказаться, если бы хотел. Вместо этого они дали друг другу темы для размышления и непреднамеренно подписали друг другу смертный приговор.
РеМастированные.
Фрэнк не имел иллюзий по этому поводу: незнакомый голос объявляет на борту аварийную ситуацию, затем выбивают дверь каюты и тыкают пушкой в лицо. Его пронзили мглой ледяной тьмы, и он пришел в себя в глухом отсеке, привязанный к креслу. Все тело болело, а его лишили способности говорить. Ужасный момент паники прошел; хотя Фрэнк даже думал, что сердце не выдержит. Потом безумная ситуация с алмазом величиной с перепелиное яйцо, заставившая проглотить в сухомятку жуткое количество воспоминаний и боли.
Есть ли у нее шансы? Фрэнк пытался думать о чем-то ином, а не о собственном малоприятном положении: все могло кончиться либо дружеской улыбкой, либо, в худшем случае, уколом шприца в подкорку мозга с последующим педантичным насилием над его свободой воли и самоосознанием. Мысли Фрэнка сосредоточились на Среде. Если она с Мартином или его партнершей, то они спрячут ее. Или сама спрячется. Уж это она умеет. Она бывала скрытной. Он выяснил, насколько Среда одинока в данной игре, лишь когда она уткнулась подбородком в его шею и прорыдала минут десять. Фрэнк ощутил себя дерьмом, поняв, что, неправильно истолковав ее намерения, манипулировал ею в постели, когда она, трогая его член, шептала на ухо извинения за такое долгое ожидание. В конце концов, кто он сам такой, чтобы отвергать ее желания?