Желтая линия
Шрифт:
Вечером я сидел на кровати, завернувшись в одеяло, и пытался согреться. Вся моя одежда и обувь, насквозь мокрые, были развешаны вокруг. Самое скверное, что в казарме всегда был влажный воздух. Я не сомневался, что и завтра придется натягивать на себя все мокрое.
Неожиданно на мои колени упала чистая сухая куртка. И сверху — пачка новых носков.
— Одевайся, холодно же, — сказал Нуй и дружески мне подмигнул.
— Спасибо, Нуй. — Я растерялся от такой щедрости. — А ты?
— У меня все есть, не волнуйся. — Он еще раз подмигнул. —
Я вдруг заметил, что на нем новая форма. А на мне была еще та, подранная жуками.
Нуй присел рядом и достал уже знакомую мне бутылочку. Сковырнул пробку, отпил.
— Ты зря носишь всю одежду, — сказал он. — В болотах не так холодно, без белья не замерзнешь. Зато вечером переоденешься в сухое. Вот, как эти… — Он кивнул в глубь казармы, где многие бойцы действительно щеголяли в серых, голубых и розовых кальсонах. — У тебя пока болотные штаны новые, — продолжал Нуй. — А прохудятся, и каждый день будешь мокрый приходить. И клеить их без толку, вода все равно будет протекать.
— Да, это верно, — сказал я и даже поморщился от перспективы постоянно ходить мокрым. — А тебе эти вещи точно не нужны?
— Ну как… — Он опустил глаза. — Вещи-то всем нужны, но я себе найду. А ты без них никак.
— Спасибо, Нуй, — еще раз с чувством произнес я. Нуй был здесь единственным, кого беспокоила моя посиневшая от холода шкура. Жаль, нечем его благодарить, кроме теплых слов.
— На, пей. — Он протянул мне бутылочку. — Может, повеселее станет.
Я просто таял от столь многочисленных дружеских проявлений. Впрочем, я не успел сказать спасибо, потому что у дверей казармы вдруг началась какая-то беготня.
— Что там? — встревожился Нуй, приподнимаясь. — Гляди-ка!
Мы удивленно переглянулись. В двери один за другим заходили офицеры, командиры групп. Все в полной экипировке, с подсумками, ранцами и оружием. Был там и наш Рафин-Е, который сроду не появлялся здесь вечером. Обычно он расставался с нами перед ужином и до утра не показывался, пропадая в своем секторе.
Тут же посыпались приказы:
— Группа «Маятник» — общий сбор!
— Группа «Шквал» — подъем!
— Группа «Цепь»…
— Группа «Крысолов»…
Нуй некоторое время смотрел на поднявшуюся суматоху, потом бормотнул: «Надо бежать» — и умчался, оставив мне бутылочку. Командиры сердито подгоняли бойцов, которые кое-как натягивали одежду и бежали на построение, застегиваясь на ходу.
Ничего не поделаешь, пришлось и мне надевать свои еще не высохшие шмотки. Зубы застучали с удвоенной силой, впрочем, таких — мокрых и холодных — здесь было множество, а не я один.
В дверях стояли люди из комендантской команды, они раздавали оружие, подсумки с баллончиками, кассеты для шариковых ружей и прочий боезапас.
Нас сразу выгнали на улицу, где уже ждали вездеходы. К каждому для большей вместимости был прицеплен вагончик с полозьями. Двигатели работали. Над авиабазой поднимались и уносились
— Быстро, быстро — по машинам! — И кто-то поторопил меня чувствительным ударом по спине.
Мне досталось место в вагончике. Было тесновато и темно, хоть глаз выколи, однако я сумел достаточно удобно устроиться. Я сунул огнемет под ноги, а ранец положил на колени. На него можно было ложиться, как на подушку.
Не знаю, зачем нас так торопили — ждать пришлось долго. Бойцы сначала трепались, потом стали помаленьку замолкать. В темноте здорово клонило в сон.
Наконец колонна двинулась. Пехотинцы перекинулись еще парой слов и затем завозились, устраиваясь спать, кто как может. Мой ближайший сосед, например, завалился прямо на меня.
— Эй! — Я шевельнул плечом, и он заворочался.
— Чего?
— Долго ехать-то?
— Спи спокойно. Будешь нужен — поднимут. — Он еще немного поерзал и вскоре размеренно засопел, снова упав на меня.
Мне было неудобно, я не мог свободно шевелиться. Впрочем, оберегать сон соседа мне быстро надоело, и я устроился, как хотел. Он свалился куда-то вниз, так и не проснувшись.
Колонна шла медленно, вагончики тихо переваливались на неровностях. Я даже не знал, едем ли мы по дороге или прямо по болотам. Хотелось спать, но я никак не мог отключиться от реальности. Я то проваливался в сон, то подскакивал, открывал глаза, прислушивался к гулу двигателей. Мерещились ивенки с огнеметами, затаившиеся в темноте.
Намучился я изрядно, но в конце концов уснул, уронив голову на ранец. Но и сквозь сон я слышал ворчание моторов, хруст под полозьями и металлическое скрежетание сцепки. Мне снилось, что я отстал от колонны или от поезда — не помню точно. Мне часто снится, что я отстаю, теряюсь, оказываюсь один в чужих местах.
Я проснулся от холода и боли в затекших конечностях. Я лежал на полу, на мне храпел еще кто-то. Многие попадали со скамеек, пока спали.
Колонна стояла, снаружи доносились голоса. Потом лязгнул замок, и в вагончик вполз серый утренний свет.
— «Крысоловы» — подъем!
Бойцы зашевелились, закопошились, заохали, разминая суставы и обводя тесный мир вагончика сонными озадаченными взглядами. Я вытащил из-под скамьи огнемет, нашел подсумок. Затем кто-то протянул мне ранец.
На улице стоял такой туман, что не надо было умываться. Колонна остановилась на твердом берегу, в десятке шагов от блестящей булькающей жижи болот. Влажные, перечеркнутые струйками росы бока вездеходов тускло блестели из тумана.
Помятые, опухшие, дрожащие от холода команды выстраивались у машин. Пахло едой, неподалеку разогревали завтрак. Несколько техников, вяло переговариваясь, монтировали какую-то установку, опутанную ребристыми проводами. Рафин-Е выглядел не лучше остальных, он прогуливался взад-вперед и терпеливо дожидался, пока «Крысолов» придет в себя.