Желтое окно
Шрифт:
В магазине выбираю телефон, который сочетает в себе производительность с отсутствием избыточных функций. Цена немаленькая, но лучше вложиться сейчас, чем мучиться ближайшие два года. Переставляю сим-карту. Телефоны превратились в маленькие коробочки Пандоры. Наверное, нигде больше не найти столько скелетов в шкафу, сколько в маленьком и совершенно безобидном аппарате. Телефон хранит всё: переписки и фото, и если даже что-то удалить или потерять, бескорыстное облачное хранилище восстановит информацию в полном объеме. И это превосходно, но только вот вопрос: а где
– Привет, на работе?
– Да.
– Удобно говорить?
– Да.
– Как ты?
– Нормально.
– На работе всё в порядке?
– Да.
– Ты сможешь приехать ко мне после работы?
– Нет.
И я понимаю, что нет ничего хуже того, что дождь делает с людьми. Лучше бы уж он ругался, но только не эти апатия, безразличие и потеря интереса. Я не обижаюсь на него, потому что невозможно обижаться на больного человека. Но и бездействовать не могу, ведь я же пообещал ему всё исправить или… Я не хочу думать об этом самом «или». Это крайняя мера, и мне кажется, что проще уничтожить себя, чем выполнить то, что я пообещал Андрею.
И мне почему-то очень ярко вспоминается день, когда Андрей познакомил меня со своей будущей женой Олей. Это было три года назад.
Не знаю, как так получилось, но в жизни Андрея всегда было мало женщин. Он учился на факультете, на котором девушки были редкостью, и, может быть, поэтому не умел разговаривать с ними и добиваться их внимания. С возрастом эта проблема только усугублялась, потому что он боялся, что его пошлют. Честно сказать, у меня даже была мысль заказать ему проститутку, но только вот идея эта могла привести к печальным последствиям, и в итоге я от нее отказался.
Вспоминая Ольгу Андрея, я еще раз задумываюсь над странными совпадениями, которые так часто нас окружают и которым мы не придаем никакого значения до тех пор, пока не поймем их взаимосвязи. Через два года после того, как Андрей стал встречаться с Ольгой, в моей жизни появится тоже Оля, моя Ольга Николаевна.
Андрей никогда и ничего мне не рассказывал про свою личную жизнь, но я начал замечать некие перемены в поведении друга: он стал раздражаться по мелочам и меньше шутить. У всех бывают такие периоды, думал я, невозможно всё время идти на подъем. Но расспрашивать Андрея не хотел, потому что нет ничего хуже, чем вытягивать из человека правду, когда он к этому не готов. Для того чтобы человек сам захотел что-то рассказать, нужно подождать и создать условия.
Это случилось после очередного субботника, в конце которого, как обычно, было застолье, где я выпивал, поскольку в этот раз был не за рулем. Ни я, ни Андрей не курим, и, может быть, именно по этой причине мы работаем так энергично и, как говорится, не разгибая спины: у нас просто нет необходимости делать перекур. Правда, иногда я даже жалею об этом.
В этот раз почему-то так получилось,
– Как ты думаешь, для чего мы живем?
И я почувствовал, что тут что-то серьезное, но, несмотря на это, в моем ответе проявился еще присутствовавший во мне отголосок веселья:
– Для того, чтобы умереть.
– Мне это и так понятно, но зачем нам дается этот самый момент жизни, когда мы так четко ощущаем окружающий нас мир и можем его потрогать и изучить, если потом снова ныряем в бесконечную неизвестность? Как-то это неправильно и нелогично.
– Ты сейчас о каком смысле жизни говоришь – о глобальном общечеловеческом или конкретно твоем?
– Да зачем мне общечеловеческий-то? Я хочу разобраться, для чего живу я.
– Ты же не пил, чего это тебя вдруг такие вопросы волновать стали?
– Понимаешь, какое дело… Я недавно познакомился в тренажерном зале с девушкой, и мы стали с ней общаться…
– Ну наконец-то.
– Она переехала ко мне, и сейчас мы живем вместе.
– Ну и чего тебя так вопросы о смысле существования вдруг взволновали? Часто грешите?
– Да не в этом дело, вечно ты всё в какую-нибудь глупость превратишь.
– Не переживай, я так только с тобой себя веду.
– Да знаю я.
– Так в чем вопрос-то?
– Ну так вот, мы вместе с ней живем, и вот я думаю, что надо уже что-то решать, ну, в смысле жениться.
– И?
– Но понимаешь, я не уверен, что это то самое.
– Никто и никогда ни в чем не уверен. Мы все читаем, говорим о любви, но, мне кажется, в этом мире ее совсем не осталось: вся любовь свелась к банальному и пошлому половому акту, который считается апофеозом отношений. Ты живешь свою жизнь в ожидании этого чуда, о котором все говорят и пишут, но самый большой обман заключается в том, что довольствоваться тебе приходится суррогатом. Людей настолько поглотила идея физической близости, что всё остальное, действительно человеческое, ушло на второй план…
– Да я не об этом совсем сейчас.
– А о чем? Ты же хочешь понять, жениться тебе или не жениться, ведь так?
– Ну да.
– Так если ты сомневаешься, значит, не чувствуешь к человеку привязанности как минимум – про любовь я вообще молчу – и хочешь найти в этом какой-то смысл. Но никакого смысла в этом нет, а есть просто банальное желание удовлетворить свои физиологические потребности. Они, конечно, не столь необходимы, как поесть, попить, поспать и подышать, но всё же организму нужны. Вот в тебе и борются два основополагающих начала – тело и дух.
– С тобой просто невозможно говорить на серьезные темы.
– Конечно, невозможно, но ты ведь толком не можешь объяснить, чего тебе надо от меня.
– Я не уверен, что Оля и есть та самая женщина, с которой я хотел бы провести остаток жизни.
– Ты меня иногда просто поражаешь этой своей наивностью и детской непосредственностью. Если бы все люди рассуждали, как ты, человечество уже давно бы вымерло. Что есть мы? Набор нуклеотидных последовательностей, которые постоянно перетасовываются с непонятной целью. Если тебе она нравится, женись.