Желтый Ангус (сборник)
Шрифт:
– Он мог столько выпить… А на следующее утро, когда я болел в постели, он будил меня и заставлял с ним делать пробежку по кампусу. Я чуть не умер!
Не успели мы решить про our game, как к нам подскакивает японка средних лет и куда-то тянет. Оказывается, на диван. Когда мы садимся – напротив тут же оказывается две японки помоложе. Откуда вы? Что делаете в Японии? Русские? Правда?
– Pshyol па hui! – выдает им для убедительности Иэн.
Но им все равно, откуда мы: напротив нас вырисовывается один парень сутенерского вида с фотоаппаратом. Японки быстро перебегают, садятся рядом с нами и – нас фотографируют. Эй, зачем? Повесить на стену, фотографии наших посетителей..
Я смотрю на стены и вижу, что там действительно фотографии
Тут появляется Хён с двумя стаканами пива. Один она сует мне. «Допиваем и идем». Она зла, увидев нас с теми японками. Японки, кстати, почуяли запах подгоревших эноки и сразу упорхнули.
…Что не мешает ей всю дорогу до станции поносить это место, этих японок и Пэна, который нас сюда привел. Да причем здесь Иэн-то? Сам он остался в баре. Слишком пьяный и замороченный, чтоб ему что-нибудь перепало…
«Сидзё» – подземная станция метро. До поезда около пятнадцати минут. Народу мало. Сидя на скамейке, мы видим, как мимо проходит та женщина из бара с теми двумя японками. Ее дочери? Но они не похожи друг на друга. Японка отводит от нас глаза. Мы целуемся. Я лезу ей под кофточку – после бара брюки еще сильнее давят на ее небольшой животик. Сидевший рядом на скамейке старик что-то ворчит, встает и отходит. Никто не смотрит в нашу сторону, старательно отводя глаза в газеты и стороны. Потом я поднимаюсь. Куда? В туалет. Она тогда тоже – идем вместе. Там, где разные двери с иероглифами «мужчина» и «женщина», я не отпускаю ее руку и затягиваю ее в «мужчину». Она пытается упираться, но ее каблуки скользят по кафелю – «Саша! Что ты делаешь?!» Оказавшись внутри, она испуганно замолкает. Увидев, что у писсуаров никого нет, я вталкиваю ее в кабинку и закрываю дверь. Слава Богу, защелка на месте. Да и фаянсовый толчок в полу чистый, без разводов дерьма. Я прижимаюсь к ней. «Подожди!», шепчет она, достает из сумки салфетки и тщательно стирает с губ помаду, которую нанесла перед выходом из бара. Потом с моих. Пока она это делает, я справился с ее джинсами и своими. Но устроиться в кабинке, чтобы еще не угодить ногой в слив в полу, трудно. Меня заносит, и я чуть не вышибаю перегородку в соседнюю кабинку. Грохот такой, что через несколько кабинок, где кто-то говорил по мобильному, разговор испуганно замолкает.
– Подожди… Дай я… Вот так… – шепчет она, ставя меня, обхватывая ногой и, чуть повозившись внизу рукой, вставляя меня в себя.
Наконец, с ее помощью, мы пристраиваемся. Я кусаю ей губы, ей больно. Я делаю всё очень грубо. Резко и очень быстро. В ней быстро становится мокро.
На стене как раз напротив меня надписи:
Отсосу. 090-1151-8352
Хочу секса с молодой девушкой. 090-8534-9168
Гей, 29 лет. Давай попробуем! 090-8796-0214. Хидэкадзу
Тут я все же поскальзываюсь, угодив ногой в толчок в полу… Чуть не падаю. Опять грохот. Твою мать, Хидэкадзу… Я выскользнул из нее…
…Потом она долго возится с салфетками. Опускается на колени и вытирает мой член. Заботливо водит по нему салфетками, скатывает кожу на головку и под конец целует. Потом приводит себя в порядок. У нее раскрасневшееся лицо, вокруг губ – все красное. У меня, наверное, тоже. 090-8796-0214. Ее лицо уплывает от меня – я не могу заставить его остановиться, не плыть, сфокусироваться на нем… Чтобы остановить это верчение, я хватаю ее голову руками и крепко сжимаю. 090-8796-0214. Она мягко отводит мои руки. Я так пьян, что не могу сам застегнуть джинсы. Она застёгивает меня, спускает ногой воду (салфетки) и мы выходим. 090-8796-0214, кричу я. 090-8796-0214!
На платформе уже никого нет. Последний поезд ушел. Уборщики в салатовых куртках высыпают мусор из урн в черные пакеты. Мы поднимаемся по остановленному эскалатору. Работники
«Маттэ! Маттэ!» – они оборачиваются. Подозрительно смотрят. Не дав им опомниться, мы толкаем последнюю незапертую дверь и по узкой, закрученной, как раструб урагана, лестнице выбегаем на улицу. Отойдя, чуть не падаем от смеха… Оба закуриваем.
Так как метро закрылось, придется возвращаться домой на такси. У меня почти нет денег, у нее – чуть больше. Из потайного кармашка ее портмоне извлечён ее «ман на всякий случай» – из банкнота в 10000 иен.
– А ты на что поедешь, а? Не надо было честных девушек в туалеты затаскивать. Тикан! Вот оставлю тебя здесь!
Я курю, смотрю на нее, и мне становится еще смешнее. Я так не смеялся уже давно. С начальной школы, наверное. Или когда носил те фенечки…
В такси мы вспоминаем, что оба так и не сходили в туалет. Давясь от смеха, просим водителя:
– Пожалуйста, побыстрее! Мы очень спешим! Понимаете, так случилось, что мы опоздали на поезд и еще не смогли попасть в туалет. И на поезд, и в туалет… Везде опоздали…
Мария и снег
Они прилетали в Афганистан на собственных самолетах. Конечно, ночью, когда с воздуха территория лучше контролируется мусульманской луной, а не американскими самолетами, даже с радарами, боящимися этих острых, как концы полумесяца, пиков. Местность все еще регулярно прочесывалась самолетами-разведчиками, хоть и выжжена была от Африки до Индии, но американскому командованию как-то не верилось, что все закончилось. Сами за несколько дней до Большого взрыва открывшие «коридор» тем из руководства воюющих племен, с кем они вели тайные переговоры все время боевых действий, чтобы они могли скрыться в других странах, они чего-то еще ждали. Будто боялись, что если они сейчас уйдут, откроются замаскированные люки в земле и на корку застекленевшего сплавившегося песка ступят ноги тех, кто переждал Взрыв. Хоть таких и не было. Может, американцам просто скучно было в это поверить?
Они отошли от своих самолетов, и небольшие спортивные модели остались серебристыми стрекозами ждать их, зная, что не дождутся. Ветер играл в гольф мохнатыми мячами перекати-поле, похожими на измочаленные губки.
Земля здесь, рядом с очередной воронкой, похожа на перевернутый вулкан, под их ногами была мягкой и воздушной, как прах. Прах был еще теплым. Тени близких гор были странными, неестественными, и сразу не понять, почему. Только после, присмотревшись: они были слишком гладкими, без зазубринки, как мороженое, которое долго лизали. За горами дальше начиналась темнота, подсвеченная лишь дальними всполохами, будто за каждой из гор садилось по солнцу. Воздух пах жженой резиной, жарок был, легким его не хватало.
Они вышли на воронку-поляну, размером со школьный стадион, окруженную горами. Собрались в круг. И стали молча смотреть в образовавшийся центр круга. Где скоро зашевелился небольшой ветерок, завертелся штопором, постепенно вывинчивающимся из земли вверх. Небольшой, ростом с подростка, столбик ветерка поднялся на ноги, неуверенно еще, пьяный будто. Но вот перестал шататься, а начал шаманскую пляску. И заметался по кругу, образованному ими, словно вырваться из круга, прорваться вовне хотел. И кружился все сильнее, начал поигрывать мускулами, туго затягивая свой узел, в котором уже сдавил удавом поднятый песок и задохнувшийся в нем воздух. Посвистывая кнутом, растягивающимся в удар, и отливая свинцовыми боками, столб ветра вырос вверх до высоты пятиэтажного дома и потолстел до краев их живого круга. Задевая, он царапал им лица в кровь, зачесывал волосы на косой пробор, а потом стал и вырывать, обдирать вместе с одеждой и кожей с их тел ненужное. В шуме ветра, которого уже не было слышно, тела слетали, как ветхие театральные костюмы в гримёрке после премьеры, как кожа с цикады после линьки, как костюм Арлекина. Тела смешивались с ветром, разрывались в миг и уносились прочь, а от тел оставалось то, что было сильнее ветра. Прозрачные тени.