Желтый тайфун(Повесть и рассказы)
Шрифт:
10. Один против десяти
— Ляо-Ху! — крикнул Кай-Пангу. — Пора начинать атаку! Ракеты!
Через минуту две дымовые ракеты взвились с шипеньем и треском. Вытянувшись длинным-длинным жгутом, они лопнули высоко в небе и раскинулись зонтами, пустив вниз тяжелые, дрожащие, как щупальцы спрута, струи дыма.
Разговоры стихли. Все, затаив дыхание, уставились вниз, на баррикады. Кай-Пангу выдержал паузу в несколько минут, а затем бросил через плечо отрывисто:
— Горнист, труби атаку!
Медные звуки рожка полились тягучим стоном,
Зашевелились баррикады повстанцев. Откуда-то из боковых переулков выскочили до сих пор невидимые массы туземцев. Наскоро построились и с ружьями наперевес двинулись по улицам— к площади. Стрелки, лежащие за баррикадами, тоже присоединились к штурмующим колоннам.
Правительственные баррикады несколько томительных минут молчали. Прекратив совершенно стрельбу, французы смотрели на приближавшиеся колонны врагов. У Кутанзо на один миг мелькнула мысль, что французы, не выдержав, побегут. Взглянув на лицо Кай-Пангу, он убедился, что и вождь переживает такое же чувство. По его лицу тоже ползла надежда.
Но вдруг ураганом загрохотали залпы. Захлебнулись в злобном лае пулеметы. Из переулков на площадь густой струей выплеснулись колонны хаки. Резервы французов тоже вошли в бой.
Пестрые отряды повстанцев шли в атаку молча, без единого выстрела. Ощетинившись широкими, как ножи, штыками, они упрямо двигались вперед, на баррикады французов. Вот они подошли уже на сотню шагов. И тотчас же дребезг взрыва заставил Кутанзо вздрогнуть. Звук этого разрыва был какой-то особенный, звенящий, словно бросили об землю ящик стекла. Затем второй, такой же разрыв, третий, и наконец канонада слилась в общий гудящий вой.
— Ого, ручные гранаты! — прошептал за спиной Кутанзо Ляо-Ху. — Мы этого не учли…
Из-под самых ног повстанцев начали взлетать фонтаны земли и дыма от разрывов ручных гранат. Все это смешалось в густой рыжий туман и как занавеской отгородило поле боя от любопытствующих взоров.
Воспользовавшись этим моментом, Кутанзо начал массировать глаза, уже заболевшие от солнца. И тотчас обернулся от громкой ругани.
— Дьяволы! — кричал исступленно Ляо-Ху. И вдруг со злостью запустил биноклем в каменную физиономию Сивы так, что разбитые стекла разлетелись брызгами. — Трусы! Они бегут! Испугались хлопушек французов!
Кутанзо посмотрел вниз. Действительно, повстанцы бежали обратно к своим баррикадам.
— Остановите! Остановите этих бродяг, этих трусливых псов, а не то они обегут всю Кохинхину! — бесновался Ляо-Ху.
— Успокойся, — положил на плечо китайца руку Кай-Пангу. — Ты еще плохо знаешь наших братьев. Гляди!
Действительно, добежав до своих баррикад, повстанцы остановились, снова залегли и ударили дружным залпом по неосторожно высунувшимся, торжествующим победу, легионерам.
— Ох! — прислонился в изнеможении к статуе Ляо-Ху. — Я думал, у меня сердце
Выстрелы с обеих сторон почему-то смолкли. Наступила торжественная тишина. Знойную тишь дня нарушали лишь крики гекко, отвратительной ящерицы. Равнодушно, как заведенный механизм, скрипела она в густой траве: то-ке… то-ке…
Но это затишье испугало Ляо-Ху больше, чем буря выстрелов.
— Что это? — подошел он к Кай-Пангу. — Почему молчат они и мы?
Снова запели трубы, ко уже на баррикадах французов. Кай-Пангу встревоженно нахмурил лоб.
— Огэ, генерал-губернатор решил подражать нам. Французы идут в атаку! О, как-то выдержат ее мои дети? Ведь трудно драться одному против десяти!
Лишь замолкли трубы, зеленые хаки легионеров залили все три улицы. Снова загрохотали залпы, снова поднятая ногами атакующих пыль скрыла сражение.
Из темной аллеи выскочил низкорослый малаец, опоясанный четырьмя патронташами. Пот лил с него ручьями и, смешавшись с покрывавшей его пылью, разрисовал кожу причудливыми узорами. Подбежав к Кай-Пангу, он закричал хрипло:
— Вождь, дай нам помощь! Французов много, как мух над падалью. Мы изнемогаем. Поддержки просит и Нхама — начальник шолонцев, и Кьед-Гианг — командир сайгонских рабочих, и Тхан-Фю-Комо — командующий отрядом «накэ»…
— Что есть у нас в резерве? — обратился Кай-Пангу к Ляо-Ху.
— Только отряд сайгонских ткачей, вождь! Но ведь это — твой личный конвой…
— Послать их в бой! Мне не нужна охрана.
— Мы исполним твое приказание, вождь. Но позволь мне самому вести в бой ткачей?
Кай-Пангу колебался секунду. Затем ответил твердо:
— Иди. Я не имею права задерживать тебя.
И вдруг, обняв Ляо-Ху, крепко поцеловал его.
Внизу на улицах гудел, ревел, грохотал бой.
Изредка разрывалась завеса пыли и дыма, и в эти моменты Кутанзо мог видеть, что сражающиеся разбились на отдельные кучки. Сражение рассыпалось по улицам на множество мелких схваток между небольшими отрядами противников. И от этого бой стал еще более беспощадным и кровопролитным. Кай-Пангу уже не интересовался тем, что происходило внизу. Он сидел, понуро сгорбившись, на каменных ступеньках башни и тупо смотрел в землю. Сзади него молчаливо толпился десяток телохранителей и ординарцев.
И тут-то Кутанзо ясно почувствовал, что — еще неокончившееся — сражение уже проиграно повстанцами.
Снова появился запыхавшийся гонец.
— Вождь, — крикнул он, — нужна помощь! Отряд «накэ» уже уничтожен пулеметами. Шолонцев загнали во двор пагоды и перебили ручными бомбами. Мы отступаем! Есть у тебя еще воины, вождь?
— У меня нет больше воинов, — выпрямился с грустной улыбкой Кай-Пангу. — Я отдал бы, не задумываясь, свои глаза, если бы сейчас, сию минуту, увидел отряды гонгейских шахтеров и рыбаков Кат-ба. Но их нет! Они опоздали — и потому проиграли мы битву. Пойди туда, в город, — обратился он к гонцу, — и передай братьям, что я разрешаю им покинуть баррикады. Пусть спасают свою жизнь, никто не обвинит их за это в трусости. Они исполнили свой долг, — к чему лишние, бесполезные жертвы! Иди!